Есть вполне хорошие люди, которые ходят в храм годами (3−5 лет), но их церковность не становится частью их повседневной жизни. Они редко исповедуются и причащаются, не особенно к этому стремятся. Живут без каких-либо смертных грехов. Но их жизнь остается вполне светской, а Церковь — где-то на фоне, на периферии. Детей они, конечно, не рожают (максимум двоих, которых носят причащаться, пока те маленькие). Вовлечь в общину их никак не получается.
Как быть с ними священнику? Или оставить всё как есть, и они сами собой либо воцерковятся, либо уйдут?
Протоиерей Владимир Воробьев, Москва
Вызывает сомнение, что они действительно живут без смертных грехов. Смертные грехи бывают разные. Кроме тех, которые шокируют людей (какое-нибудь убийство, дикое насилие или ограбление), есть и другие смертные грехи. Например, среди страстей есть такая страсть, как окамененное нечувствие; если оно охватывает все существо человека, то это тоже смертный грех.
Деяния апостольские предписывают частое причащение. В соответствии с этими правилами человек, который не причащался без какой-то особой причины более трех недель, считался отпавшим от Церкви. Если человек считает, что причащаться можно раз в год или раз в полгода, а церковные праздники его не касаются, он не хочет поститься, не хочет жить церковной жизнью — что это, не смертный грех? Это не убийство, не воровство, но это отказ от благодатной жизни. У него, как говорится, благополучная, нормальная жизнь, но жизнь христианская должна быть благодатной жизнью, жизнью с Богом. А где эта жизнь с Богом? Если он про Бога забыл, если для него праздник — не праздник, то где эта благодатная жизнь?
Так что я не думаю, что в такой семье всё действительно благополучно. Наверняка там есть какие-то очень серьезные проблемы, которые, может быть, не видны, которые, возможно, и сами супруги не вполне осознают, скрывают друг от друга. И тем не менее они есть. Мне приходилось не один раз встречать такую картину: очень благополучный интеллигентный человек, верующий, прожил долгую семейную жизнь, а когда жена состарилась и заболела, он завел себе другую связь, приходит и говорит: «Я очень люблю свою жену, я о ней забочусь, она больная, она меня тоже любит, она ничего плохого не чувствует, я ее ничем не обижаю, но я не могу жить так, как она, она лежит на кровати, больная, я не могу быть только около нее, мне нужна личная жизнь, и у меня есть женщина, с которой я теперь тоже живу, моя жена ничего об этом не знает и не догадывается, ее это никак не огорчает и не травмирует, что в этом плохого? Я хочу причащаться, я верующий, хочу считаться нормальным членом Церкви». Оказывается, такому человеку очень трудно объяснить, что он не прав. И часто объясняешь, объясняешь, а этот человек в итоге соглашается остаться без причастия, без Церкви, но не бросит свое незаконное сожительство. Это смертный грех или нет? Характерный смертный грех, хоть и тайный.
Также вы обмолвились о том, что люди не рожают детей, а раз они не хотят рожать детей, то они принимают какие-то меры для того, чтобы детей не было. Замысел же Божий о человеке другой. Богом так устроено, что в нормальном браке рождаются дети. И если человек имеет целомудренное устроение своего сердца, то он цельно воспринимает свою жизнь с Богом, принимает замысел Божий во всей полноте. Замысел о любви к жене, о браке включает в себя и замысел о любви к детям, и желание иметь детей. Именно желание иметь детей — а оно всегда подвиг — очищает супружеские чувства, освящает этим подвигом любви к детям всю жизнь семьи. Если человек отказывается от этого подвига и использует для этого какие-то специальные средства, разве это не смертный грех? Я считаю, что это очень большой грех, и что он кардинальным образом повреждает пребывание человека в Церкви. Если дети могут рождаться, а супруги не хотят иметь детей, то это я не могу назвать христианской жизнью. А считать при этом, что ты очень православный, и у тебя все в порядке, — это прелесть, и ничего хорошего у тебя не выйдет.
Так что, мне кажется, проблема тут очень ясная и очень серьезная. Я думаю, что священник должен объяснить таким людям, что такое христианская семья, и если Бог дает, то и показать своим собственным примером»
Архиепископ Анастасий (Яннулатос), Тирана (Албания)
То положение, которое вы описываете, можно сегодня назвать классическим в Православной Церкви. И не только в России, но и в других странах. Конечно, здесь, в России, был некоторый перенос с некоторой системы, скажем, на более новую. Мы не должны заблуждаться, что все вдруг стали православными.
Мы должны преподавать Евангелие самыми разнообразными способами, которые нам доступны. Важно, чтобы люди навыкли ежедневно, так же, как они пьют понемножку воды, пускай понемногу, но ежедневно читать Священное Писание. Но мы не должны расстраиваться, когда видим некоторое разномыслие. И то, что нам может казаться малым, может быть важным. Но вот это малое, с нашим вниманием, с нашей любовью и молитвой, мы можем сделать великим.
Я советовал бы избегать говорить строго и жестко с людьми. Если вы действительно им в каких-то случаях хотите помочь — нужно больше молиться о них, чем делать им какие-то строгие замечания. И те, которые могут казаться вам совершенно безразличными к церковной жизни, могут многое скрывать в своем сердце.
Будьте внимательны: избегайте конфликтов! Говорите истину, но избегая при этом конфликтов с людьми.
Протоиерей Константин Островский, Красногорск
Вот, к примеру, благочестивый батюшка, который так ревностно относится к прихожанам, которые редко причащаются. Однако же, бывает, что и покушает лишнего; бывает, что и с женой поругался; бывает, на чужую жену посмотрел нечистым оком; бывает, рассеется на молитвенном правиле; бывает, пропустит молитвенное правило; бывает, не охота служить Литургию. Не говоря уж о том, что, конечно, непрестанной молитвы в нём нет. И как до сих пор Господь его терпит? Ну, как Он его терпит? Как Он меня и вас терпит? Но ведь терпит же, ждёт.
Есть такой стишок церковный:
«Покаяния жду;
Кто не раскаян — повинен Суду»
Поэтому, и нам приходится ждать. А что с ним сделаешь-то? Он какой есть, такой и есть. Мне кажется, тут не надо путать — не мы податели благодати. Бог через нас совершает Таинства, и Он через нас даёт благодать. Он спасает, Он и призывает. Бывает, человек, на наш взгляд, как-то расслабленно живёт, а Бог может по-другому видеть.
Конечно, на проповеди священнику обязательно надо объяснять, как строится «нулевая церковная жизнь». Нулевая церковная жизнь — это некая норма, когда вся община собралась (в воскресенье или в большой праздник), помолились и все вместе причастились. Это норма церковной жизни. Так и издревле было, и сейчас ничего не изменилось по сути. Но конечно, не всегда это возможно. Отчасти, потому что во многих храмах, как и у нас, Литургия служится каждый день (и хорошо, что служится!), отчасти по другим самым разным причинам. Но норма остаётся нормой. И кто-то в эту норму включился, а кто-то не включился. Все люди живут в разных темпах, в разном внутреннем ритме. Я не оправдываю и не говорю, что это хорошо, когда человек два раза в год в церковь приходит; я говорю, что приходится ждать.
У меня был пример один. Один очень хороший порядочный человек, семьянин, наш постоянный прихожанин, даже когда-то был сотрудником храма. Я начинаю замечать, что он причащается только на Рождество и на Пасху, и спросил его об этом. Он отвечает: «Ну, батюшка, мне как-то чаще тяжело». Ну что, запретить ему и эти два раза причащаться что ли? На каких основаниях? Верующий, порядочный человек. Поэтому поучать народ церковной жизни и церковным правилам — это даже наш долг, но не рубить и давить.
На самом деле, в чём на человека надавить, то будет непрочно и бесполезно. Будет только видимость успеха, особенно, когда люди бывают податливые. Есть люди неподатливые — на них, если начинаешь давить — они возмутятся, уйдут и больше никогда не придут. А есть податливые, которым легче согласиться: «Ну, хорошо. Ну, буду ходить. Ну, буду причащаться». Но всё равно, потом неизбежно будет откат, потому что это неорганично.
Приведу такой крайний пример. Когда я служил в Хабаровске, была одна женщина, она причащалась каждый день. У неё был духовный отец, но исповедовалась она у кого получится. Однажды она у меня исповедовалась и говорит: «Я не хочу причащаться», — я отвечаю: «Ну, и не надо. А зачем же?» — «А мне вот духовный отец сказал, что надо причащаться каждый день, благословил». Я сам был тогда только рукоположен во священники, и мне не удалось её отговорить. А что хорошего, когда вот так? Поэтому, давить не надо, надо принять, как есть.
Своих родных детей терпят же, какие есть. Приходится ждать, и иногда очень долго.
Есть замечательное толкование владыки Антония Сурожского на исцеление дочери Иаира. Он говорит, что когда Христос вошёл, все видят, что она умерла, а Он говорит: «Она не умерла, но спит». И над Ним смеялись, потому что всем было видно, что она умерла. А Он видел, что жива. Так вот и в духовном отношении — нам может казаться, что человек уже умер, а Бог видит, что он жив.
Митрополит Лонгин (Корчагин), Саратов
Я категорический противник всякого вовлечения, куда бы то ни было, в том числе, в общину. Пусть меня простят современные молодые продвинутые коллеги, я противник всякой искусственности в создании тех или иных форм приходской жизни. Они или складываются естественно, сами собой, или же получается вещь очень полезная для отчетности, но фальшивая по своему содержанию. Поэтому понятие «вовлечь в общину» для меня чуждо.
Я считаю, что если человек не хочет «вовлекаться» — то и Бог с ним. Он ходит в храм? Ходит. Участвует в таинствах? Участвует. Но у каждого из нас разная мера во всем. Люди разные, и это нормально. Необязательно их всех приводить к общему знаменателю, в том числе и в церковной жизни.
Протоиерей Валериан Кречетов, с. Акулово
Отец Иоанн Крестьянкин говорил, что за человека ничего нельзя сделать. Можно помочь, но если сам он не будет делать — ничего не получится. Бог насильно не спасает без желания и участия самого человека. Есть такие вечные студенты — ходят, ходят, и никак не закончат учебу. Кто виноват — тот, кто преподает или тот, кто учится?
Протоиерей Георгий Бреев, Москва
Это, конечно, очень болезненный современный вопрос. Мне кажется, правильное отношение такое: вот ты на себя посмотри, сколько ты лет в священстве? Что тебе удалось изменить в себе? А ведь чаще всего, мы, священники, сами смотрим на себя и думаем: «Боже мой! Вот от этой привычки я отвык, а вот эту я не могу никак преодолеть. И в то же время я священнодействую!» Вот нельзя так же от человека требовать — делай то и другое, не нарушай такую-то заповедь — и ждать, пока он справится. Нет. Нужно напутствие, надо сказать ему: «Да, действительно так. Ты всё-таки чувствуешь, насколько со временем любовь к Церкви у тебя увеличилась, насколько связь с Церковью укрепилась у тебя? Духовная какая-то связь. Если ты в Церкви не был месяц или два, ты так же или по-другому себя чувствуешь?». Он скажет: «Да нет, батюшка, что Вы! Я две недели там не был, я уже чувствую, как прям иду и на крыльях лечу в Церковь». Хотя со стороны не видно, но он с любовью идёт в Церковь. Есть вопросы наводящие, которые можно задать: «А как ты вот? Что-то давно я тебя не видел в храме. Чем ты был занят? Болел?» Или что-то такое.
Если человек безразличен — такие есть, флегматики, сами они никак себя в руки не возьмут, и если с них требовать — это не поможет им. Они только поймут, что на них давят и требуют того, чего они дать не могут.
А если человек в возрасте 70 или 80 лет, то там вообще ничего невозможно сделать. Амвросий Оптинский говорил: «Что старика учить — что мертвеца лечить». Вот пришёл человек — что мне, ждать, что завтра и ножки у него вырастут, и ручки, и седина пройдёт, и он побежит, полетит. Этого не будет, конечно. Дай Бог только донести крест свой, от своего звания христианского не отречься. Но в то же время надо понимать, чувствовать вот это устроение человека — как он? Если он тянется к Церкви — Слава Богу. Слава Богу!
В наше время по прихожанам чувствуешь, что не изжита ещё вражда родственников внутри семьи. Это потрясающе тяжёлое положение. Смотришь и думаешь: «Боже мой! Родственники — сын, отец, мать живут и начинают между собой вражду, непонимание, отторжение; готовы разделить квартиру, уехать друг от друга, или один другого гонит». Вот эта обстановка, она очень тревожна, поражаешься, ну как можно дойти, докатиться вот до такого состояния? Оно свойственно сейчас. Смотришь — и печально. И главное, начнёшь учить — человек не понимает даже, почему не нужно родную жену выгонять из квартиры. Или почему мать или бабушка не хочет, чтобы дочь или внучка с ней жила, и всё прочее. Это же нонсенс! Это как-то не вмещается в сознание. А в то же время, приходит — и начинаешь потихонечку продвигать: «Ну, как же? Жена ушла от тебя в горести. Она хочет с тобой жить, она же тебя любит, у вас дети. Ты старайся это преодолеть, всё-таки нельзя же так. Ведь Бог устроил семью, и тем более, если вы венчаны». Но в то же время, это внутренний какой-то момент… Цеплялись-цеплялись годами, десятилетиями, потом уже друг другу опротивели.
В общем — сложно. Много всяких таких сложностей в жизни человека, и в то же время люди ходят в Церковь — и один, и другой, и третий. Все ходят в Церковь. Но когда: «Давай исправляйся» или «Поступай по Заповедям Господним» — они этого не хотят даже слышать. Как в 57 Псалме сказано «Как глухого аспида, который затыкает уши свои». Это ядовитое насекомое при каких-то звуках сразу затыкает уши свои, ничего не слышит, и этим спасается. Так что вот такое состояние тоже бывает свойственно. Поэтому пастырю надо быть очень внимательным, чутким, но с любовью, с терпением, с пониманием того, что не «один лишь я могу направлять», а человеческое сердце способна изменить лишь Благодать Божия.
Если человек кается, осознаёт, — он уже как бы попал под действие Благодати Божией, вопрос об исправлении с ним уже можно решить. Но если человек не хочет принять этого — тогда с ним работать очень трудно.
Епископ Вениамин (Лихоманов), Рыбинск
Конечно нельзя отгонять таких людей от храма. Необходимо попытаться найти с ними точки соприкосновения, при которых может возникнуть более тесный контакт между ними и священником.
Возможно, такие люди могут помочь чем-то по храму, готовы принять участие в беседах и т. п. Также, для таких людей главным препятствием на пути воцерковления, является глубоко проторенная жизненная колея, состоящая из повседневных забот, а иногда и грехов. Поэтому, вырвав таких людей из привычного контекста, заменив его тесным кругом воцерковленных людей во главе со священником и насыщенной духовной программой, что обычно бывает в паломнических поездках, можно увидеть буквально «духовный прорыв», когда человек решительно входит в церковную ограду.
Протоиерей Артемий Владимиров, Москва
Интересная антиномия, не правда ли? Смертных грехов как бы нет, но при этом употребляются все усилия, чтобы дети не рождались. Я думаю, что здесь несколько поверхностный взгляд на вещи, потому что трудно предположить, что эти пары находятся в платонических отношениях, а не рождение детей при желании склонить супругу на ложе, говорит о смертных грехах, о тех злохитростях, которые препятствуют осуществиться естественному делу деторождения. И в этом смысле — это деликатная тема, которую священник обязательно должен затронуть на исповеди, разобравшись: не оскверняют ли эти милые люди супружеское ложе, собственные души и тела? Не связуют ли они себя узами смертных грехов, которые препятствуют им приступать к Святой Чаше, покуда не очистится их совесть, и они не приобретут образ мысли и жизни, соответствующий православному человеку (православному миросозерцанию)?
Но оставим эти тайные вещи для подробного исследования внимательными пастырями и теми, кто желал бы выйти из тьмы на свет Божий, и обратимся к главному вопросу: «Как вовлекать в общину тех, кто появляется from time to time (время от времени), но Церковь не стала для них частью жизни?».
Я думаю, что батюшке нужно быть совершенно спокойным относительно этих неопределившихся в отношении церковной общины людей и заниматься активистами. Тем паче, что один активный человек привлекает другого, и «сарафанное радио» у нас в России работает так хорошо, что батюшка, желающий создать общину, увидит вскоре, что он не справляется уже, ему не хватает рук и ног для того, чтобы поспевать и здесь, и там одновременно. И нужно ещё привлекать помощников, чтобы веретёна церковно-приходской жизни вращались, каждая в своём направлении, и расцветали сто цветов. Тогда приход обретёт ту многогранность, то многоцветие, ту многообъёмность, которые радуют глаз и сердце всякого христианина, вошедшего в это замечательное сообщество.
Итак, относительно этих людей мы можем вполне ошибаться в наших суждениях, будто Церковь не вошла в их жизнь, потому что у каждого собственный ритм бытия. У каждого разная загруженность дневная, месячная. И то, что люди появляются с какой-то регулярностью в вашем храме — это совсем не пустяк и не просто так. А может быть, муж капитан дальнего плавания? А может быть, супруга является следователем по особо опасным уголовным делам? А может быть, оба супруга работают в ФСО или ФСБ и отслеживают наркотрафик, в связи с чем часто отправляются в командировки в Туркмению или в Киргизию? Да мало ли обстоятельств? Военный атташе, дипломат, труженик, вольный хлебопашец, фермер, который вкалывает на своих 10-ти или 50-ти гектарах земли, на собственном тракторе вспахивая землю?
В этом смысле мы как священники должны уметь дать пришедшему сегодня, и тому, кто придёт следующий раз через месяц, всю полноту нашего пастырского внимания. Наше дело быть солнышками: «Светить всегда, светить везде — вот лозунг твой и солнца», и с полнотой пастырской любви отвечать человеку на его внутреннее вопросы, но при этом не тянуть его за руку: «Нет, ты будешь! Нет, ты станешь членом нашей общины! Где твоя десятина на поднятие приходской жизни!?». Нет. Священник в этом отношении должен проявлять такт и деликатность. Дай то, и в том объёме, чего от тебя ожидают, и вверь человека, со всеми потрохами, милости Божией.
Сегодня могу сказать однозначно, по собственному опыту (и я прихожанином был и остаюсь, помимо того, что я пастырь): если священник действительно настроил маленький оркестрик своего сердца на музыку любви, если в батюшке присутствуют жертвенное начало и самоотдача, если он денно-нощно думает о судьбах своей общины, — рано или поздно откликнутся все. Потому что подобного отношения к пасомым со стороны пастыря днём с огнём не сыщешь. Такие батюшки все на перечёт, их мало, и Господь Бог всегда положит на сердце этим добрым, но, кажется, не слишком часто ходящим в храм людям стремление общаться с вами, помогать вам, и участвовать в жизни вашей общины.
Протоиерей Димитрий Смирнов, Москва
Воля Божия — чтобы человек двигался как-то в своём усердии. Поэтому, тут-то можно как-нибудь остановиться, поговорить с ним: «Вот я заметил, ты ходишь ежегодно на Рождество, на Пасху. А почему-то вот на Троицу тебя не видал. А почему так? А что тебе мешает повенчаться?». Иногда какой-то пустяк, а тут можно человека подтолкнуть. «Ты крещённый?» — «Крещённый» — «Значит, Таинство Крещения ты признаёшь, а Таинство Брака что же не признаёшь? Ты что, не православный? Если ты православный — надо повенчаться». Иногда достаточно двух слов. Особенно на приходе, где священник в состоянии знать всех — вполне может добиться положительного результата. Сказать: «Мы тут свадьбу тебе устроим! Знаешь, как будет хорошо. Все будут за вас радоваться».
Ну и потом, и с амвона священник может призывать: «Знаете, дорогие братья и сестры, у нас приход маленький, я вас, кто моложе сорока пяти, прошу потрудиться и нарожать деток побольше, чтобы приход наш окреп, и было бы кому его передать. А то представьте себе, мы с вами умрём, а кто будет нас поминать? Мы должны нарожать столько детей, чтобы хотя бы двое или трое за нас молилось о упокоении нашей души. Как-то вы об этом подумайте». Я на эту тему каждую родительскую субботу говорю, когда масса людей из города приходит, которые ходят только поминать. Тут, конечно, огромное поле для деятельности.