Если Церковь сегодня не станет обращать особого внимания на молодёжь, то что станет с Церковью завтра, кто войдет в неё, кто воспримет из рук отцов и дедов сокровище веры? Это расхожее суждение нельзя подвергнуть сомнению. Оно очевидно в высшей степени, то есть тривиально.
По аналогии то же можно сказать и про армию, и про медицину… И про экономику и финансы. Нет, в финансы сами идут, что-то их там, молодых, привлекает. И на стоматологов страшный конкурс. Да даже в армию, в военные училища есть ещё желающие. И в семинарии поступают юноши. Вот в храме молодых людей, конечно, не большинство, нет, не большинство.
Но они туда придут, если их что-то там начнёт привлекать, если они почувствуют что-то — раз, и если им ещё и подскажут, объяснят, не промолчат – два. Два — это миссия Церкви, это Церковь говорящая, разъясняющая, зовущая. А раз — это тепло и свет, очаг, к которому призывают. И всё это тоже совершенно очевидно, всем ясно. Надо только работать.
А молодёжь-то эта самая, она чем-нибудь заслужила такое к себе внимание? Ничем, потому что и не могла заслужить. Так в чем же дело? Ну, во-первых, молодёжь жалко. Она, хотя и не заслуженная, но и ни в чем не провинившаяся перед другими возрастами, приходит в страшный мир, где много недобросовестных людей, которые ничего не хотят, кроме денег, доставляющих удовольствия их телам и примитивным душам. И они хитроумно — на это уходит весь их ум — и энергично воспитывают юных потребителей так, чтобы сузить и максимально натренировать их потребности: веселиться, удовлетворять половые влечения, ну и, конечно, есть и пить и ещё зверю, живущему в человеке, бросать что-нибудь на растерзание.
Молодым трудно. Литература теперь предмет неглавный, неважный. Гуманитариев, говорят, в стране много. ЕГЭ выдвинуло в отличники всю окраину России, кроме столиц, где проверяют со страху действительно серьёзно. ЕГЭ перебило хребет всем гуманитарным наукам, а особенно той же литературе, которая есть неспешный разговор ради воспитания души. Но, наверное, такая цель и была поставлена: хватит этих живых душ, с ними неудобно, они ещё, пожалуй, чего-нибудь выкинут. Заформализовать, выхолостить всю эту подозрительную и непредсказуемую сферу раздумий и переживаний, и точка, ру.
Так почему же молодёжь? А потому что в жизни человечества, как его высочайшая ценность и безусловное благо, как сущность, выражение существа жизни, победила и воцарилась плоть. А где плоть представлена в полном расцвете и во всей красе? В молодости. У нас теперь зрелый и пожилой смотрят не в направлении будущего века, Небесного Царства, а с ностальгией в годы молодости. « Первый тайм мы уже отыграли… Как молоды мы были… »
Люди по жизни не идут, а пятятся. И молодые видят, что взрослые ни о чём так не сожалеют, как о том, что они уже немолоды. А то вдруг бабульки шортики наденут, а дедульки бейсболки, и пойдут трясти стариной. И никому не смешно. Даже нахваливают друг друга. Вот мол, старику за семьдесят, а он, смотри, молоденьких медсестер, хоть и после инфаркта, обхаживает. Сколько в нем жизни!
И не страшно. Он же войдет спиной в мир иной.
Нужно, чтобы молодые, ну хотя бы те, что вдруг потянутся к жизни нематериальной, встречали в других поколениях людей, которые смотрят в будущее, за горизонт, в иное, духовное измерение жизни и видят там нечто самое лучшее и желанное. Чтобы они читали это в глазах старших. Слов можно много сказать, а глаза — зеркало души. А физическая молодость, ну что в ней особенного. Кто-то остроумный заметил, что это недостаток, который быстро проходит.
В Москве недавно прошел фестиваль юных (и даже маленьких) изобретателей-естествоиспытателей. Мальчик еще физику не начал проходить в школе, а уже изобрёл лазерное устройство, которым заинтересовались всерьёз взрослые. И взрослые ходят и удивляются выдумке и умениям участников, иногда совсем не снисходительно — вот, мол, какие смышленые ребята понаехали со всех концов страны — а искренне, как достижениям коллег.
Случаев гениального опережения своего возраста в истории не так уж мало, но если думать о них, что все они — исключения, то это будет и досадно, и нерачительно. По отношению к самим себе, к человеческому обществу.
Общество античное и средневековое несколько иначе воспринимало детство и юность, не выделяло эту пору жизни в отдельную автономную категорию бытия.
Существовал особый чин посвящения малолетних князей в воины, в военачальники. Шести, семилетнего сажали на коня, в шлеме и кольчуге, оружие давали в руку, постригали, архиерей молитву читал. Всё! Нет времени на праздность, живи со всеми вместе.
На полотнах западноевропейских средневековых мастеров живописи есть маленькие люди со взрослыми лицами. Это кто, карлики? Нет. Дети. Полноценные члены общества, только ещё не достигшие физической и интеллектуальной зрелости. И это, наверняка, учитывалось: всем орудия труда обычных размеров, тебе же, брат, меньших. Но трудимся вместе.
В крестьянстве нашем детей воспитывал уклад жизни, все участвовали в решении общей задачи выживания. И, может быть, в постановлении Петра I относительно прохождения по служебной лестнице дворянскими детьми всех чинов от солдата и далее, выше, заложена сродная идея об участии всех, и знатных и простых, и малых и зрелых, в общей жизни России.
Когда это все появилось: молодёжные субкультуры, особые методики общения с молодёжью, ювенальная юстиция, наконец? То ли человечество тучнеет и разваливается на части? И это… Но в первую очередь в глаза бросается другое, что незаметно, поначалу (где-то годов с 50 — 60-х ХХ века), обозначалось на западе: инфантилизация сознания и общества. Не хочу принимать свой возраст, «буду вечно молодым!».
Когда бы молодость понималась как состояние души, при котором сохраняется и умножается — в силу опыта, накопленной мудрости и знаний — устремлённость к лучшему и высшему, тогда всем бы быть вечно молодыми. Но она, увы, трактуется часто только эмоционально-физиологически. Ещё и потому, что зрелость сопряжена с ответственностью и чужда своеволию. А у нас другие лозунги: оттянись со вкусом, ты этого достоин…
Назад в средневековье дороги нет. Но нам все-таки надо понимать, что рост молодёжных субкультур, да даже всякий отдельный разговор о правах тех или иных частей целого — явления болезненные. Ну что такое феминизм? И зачем нужен комитет женщин? А комитет русских мужчин? Нужен? Сегодня, пожалуй, подумают, что речь идёт об оргкомитете по подготовке гей-парада. Да ну будет!
Впору писать фантастическую сказку о правах и достоинстве правой руки или левого уха. Впрочем, уже всё написано. Гоголь, «Нос».
Что же теперь, не идти на стадионы, не общаться с молодёжью отдельно? Как раз наоборот! Идти и ярко, и внятно, и насколько хватит сил представлять собой то непреходящее, не подвластное времени общество, что называется Церковью и потенциально обнимает собой все отдельности, все частности.
У нас сейчас, в начале XXI века, возникают новые солидарности. Заведомо ущербные. Ни здоровье, ни молодость плоти не могут быть идеалом. Объединяться стоит ради вечности доброй и светлой, ради Христа.
