Верит ли сегодня ещё хоть кто-нибудь в прогресс и счастливое будущее человека на этой земле? Настоящей, живой и искренней верой? В то, что воздух станет чистым, а океаны животворящими, что птицы и звери вернутся в леса и поля, а рыбы в реки. Что сердце человека наполнится любовью и чистотой? Или весь свет, ожидающий нас впереди, это свет выживания вида, унылое мерцание безразмерного магазина?
Недавно совсем читалось евангелие о пяти хлебах, которыми Господь насытил множество народа. Да ещё остатков осталось двенадцать полных коробов. Кстати, в память именно об этом чуде мы служим нашу литургию на пяти просфорах. Было потом ещё одно такое же чудесное насыщение – семью хлебами, так вот, в память об этом чуде наши старообрядцы служат на семи. Но вряд ли эти чудеса даны были как указание количества просфор для евхаристии – на умудренном Афоне пользуются четырьмя, а эфиопские христиане вообще пекут одну большую просфору и так совершают свою божественную службу. Тот неиссякающий евангельский хлеб значил, скорее всего, что-то другое.
Немного приглядевшись, мы видим, что через всё Евангелие проходит мотив жажды и алчбы. Словно бы само нахождение рядом с Иисусом отнимает у его учеников все силы – они рвут колосья в поле – так хочется им есть. У них нет времени совершить предписанные перед едой омовения, и фарисеи упрекают Христа за это. Иисус сидит перед самарянским колодцем, а апостолы ушли за едой. Господь смоковницу проклинает за то, что она не накормила Его. И предсмертное слово Христа: «…Жажду…». И даже по смерти своей, Спаситель приходит на берег озера, чтобы испечь рыбу своим ученикам. Не будем думать, что в те давние времена люди постоянно голодали.
Голод плоти есть метафора, есть образ голода духовного, и именно этот голод пришёл утолить Сын человеческий. Он и Сам алчет, и плоть Его изнемогает. Как будто дыхание Духа и открывшейся истины истощает даже Его физические силы. Это таинственно и необъяснимо.
А чудо насыщения – просто, и описано просто – люди сели на траву, прямо там, где стояли, Иисус стал ломать хлеб и рыбу, давать разломанное ученикам, тем людям, и всем хватило с избытком. В чём тут особенное чудо, если перед этим только множество из них были исцелены от неизлечимых недугов, а буквально на следующей евангельской странице, Спаситель придёт к своим ученикам по воде волнующегося озера? Конечно же, умножились хлебы и две рыбки, но чудо не в этом. Чудо в том, что людям этого хватило. Они близостью со Христом и словом Его уже насытились. А когда сыта душа – человеку надо совсем немного. И поэтому хлебов – пять, а остатков – двенадцать коробов полных.
Телу человеческому надо совсем немного. Оно не испытывает никакой нужды в дорогой одежде, ему не надо особенной, изысканной еды и уже совсем тело наше не нуждается в невероятном каком-нибудь автомобиле или доме, величиной с полгорода. Телу это всё совершенно безразлично. Этого жаждет больная человеческая душа. Потому что, когда она жива и здорова, то хочет совсем другого – невидимого глазами. Того, чего нельзя потрогать и ощутить обонянием. Она хочет того, что ей родное – бестелесного и духовного. Она ищет встречи с невидимым, но везде находящимся Богом. Здесь жизнь её, здесь её покой и величие. А в болезни своей, всей страстию, способной вознести её до невероятных и божественных высот, она бросается в мир страстей и чуждых ей желаний.
За последние 20 лет мы прожили как будто бы несколько жизней. Что-то мы потеряли безвозвратно, но что-то и приобрели. Мир, окружающий нас сегодня – во многом мир просто вещей. Доступных и не очень, нужных и бессмысленных. Вещей, незаметно и упорно распаляющих человеческую душу огнём ей несвойственным. Этот новый мир так устроен – он хочет, чтобы ты пользовался его дарами, иначе он просто не сможет жить. «Покупай!» — это пароль, открывающий сегодня все двери, это кровь и нервы окружающей нас реальности. И всё бы ничего, только это искусительно и даже губительно для нас.
Есть чудные места в патериках, о целом ящике золота, валявшемся посреди фиваидских монашеских скитов – оно просто никому было не нужно. Или про виноградную гроздь, которую один монах посылал другому, до тех пор, пока она не высохла совсем. Монашеская, отшельническая аскеза выглядит как гипербола воздержания, но это правда – телу не нужно две шубы одновременно, и редкое чрево вместит сразу два обеда. Телу надо немного. А душе… душе человека вообще ничего этого не надо, потому что она не питается брашном и в самые лютые холода не мерзнет и зной её не угнетает…
« Всё так,- скажем мы, но в реальной нашей жизни…» Не будем себя обманывать – всё, что мы в основном считаем реальностью, есть болезненное и тревожное сновидение. А реальная наша жизнь именно там, на евангельской траве, после исцеляющего Слова, когда невидимой почти крупинки хлеба достаточно для того, чтобы жить дальше.
