Когда я, будучи новоиспеченным выпускником университета, вступал в сознательную церковную жизнь, главным моим опасением было именно это. А вдруг придя в Церковь, я должен буду отказаться от самого себя, от своей любимой музыки, поэзии, друзей и т.д.? Надо сказать, подобные страхи бытуют среди обращающихся к Православию, и хотя в моем случае они не подтвердились, тем не менее, я хорошо понимаю тех, кто их испытывает.
Итак, свобода…
Самый бесценный и рискованный дар человека, без которого он — уже не вполне человек. Но если дар, то чей? Христианство утверждает, что Божий. Если свобода — Божий дар, то странно было бы ожидать, что Господь зачем-то отнимает его у приходящих к Нему. Дескать, нате вам свободу, пока вы еще ко Мне не попались, а вот как попадетесь, тогда — все, игра окончена, и начнется суровая духовная жизнь без всяких там свобод. Не правда ли, нелепо и уж, конечно, не достойно Творца?
Ну а вдруг она, свобода, вовсе не дар Бога? Тогда чей же? Допустим, это просто естественное свойство человека как природного существа.
Тогда свобода — это всего лишь часть окружающей природы, и она должна быть присуща всему природному. Но вглядевшись в природу, мы заметим как раз обратное: природа это царство необходимости. Все живое встроено в трофические цепи, заключено в т. наз. естественные места обитания, то есть ограничено. Жизнь природы — неизбывный цикл, вращающийся вокруг поиска пищи, размножения, соперничества и так до бесконечности. Кажется, мы называем свободой нечто иное.
Не зря синонимом свободы в искусстве часто выступает Небо, как место, лишенное этих печальных ограничений. Именно туда, в мир горний, устремляются взыскующие подлинной свободы земные творцы, о небе тоскуют узники, в небо глядят влюбленные. Как тут не вспомнить: «Отче наш, иже еси на небесех…», ведь небо — это еще и символ Божественного присутствия. Получается, что все-таки свобода спускается к нам свыше. Но в таком случае, вступая в Церковь, мы делаем шаг по направлению к Источнику свободы…
Тут самое время напомнить о двух смыслах, или аспектах понятия свобода. Для определенности я назову их так: свобода-вседозволенность и свобода-самореализация. Во-первых, надо определить, к какой из них мы стремимся и какую боимся потерять.
Первый тип свободы фактически означает абсолютную непредрасположенность ни к чему конкретному. Иными словами, я могу делать все, что угодно. Однако, на практике этого не бывает никогда и ни с кем. Даже наши желания всегда чем-то продиктованы, предопределены. Притом, чем они проще, примитивнее, тем более они детерминированы. Разве человек, желающий пить или есть, — абсолютно свободен?! Наоборот, он жестко ограничен требованиями своей органической природы, а в иных случаях он ограничен конечностью своих знаний и умений, наличием чужих желаний и др.
Абсолютная свобода выбора для нас непредставима, мы всегда выбираем из доступного нам арсенала возможностей. Но богатство этих возможностей — величина переменная. Например, человек, только что прыгнувший с балкона пятого этажа, уже совсем несвободен. Если он и остался жив, то его, переломанного, отвезут в больничную палату, и долгое время за него будут выбирать врачи и родственники. Таким образом, один поступок человека (прыжок с балкона) многократно сузил возможность его выбора, а значит, уменьшил его свободу. Получился парадокс: воспользовавшись своей свободой, человек потерял свободу. Видимо, первое определение свободы не совсем корректно.
Обратимся же ко второму определению.
Свобода как возможность реализации личностного потенциала. Дело в том, что этот потенциал — величина совсем не бескачественная. Если бы человек возникал из ниоткуда и представлял бы собой чистый нетронутый лист, тогда можно было бы говорить о каких-то принципиально разных способах реализации. Но — и тут мы вспоминаем о христианском подходе к антропологии — человек сотворен по определенному плану, или (привычнее для церковного уха) образу, и представляет собой некоторую величину, способную к возрастанию в определенном направлении.
Человек — это первая стадия Богочеловека, как гусеница — первая стадия бабочки. Она, конечно, может и не перейти в следующую, но переход этот, если он произойдет, есть как раз та самая реализация личности, заранее предусмотренная Творцом. Значит, в нашей самореализации задано некоторое направление, существует некая объективная цель, однако не детерминирован способ ее достижения.
Для движения к цели мало одного только желания, нужны и какие-то средства. И вот чем более у нас этих средств, тем более мы свободны в реализации себя на пути богочеловеческого становления. Это легко проиллюстрировать такой картиной. Представим себе двух скульпторов, каждый из которых имеет конкретный творческий замысел, но у одного есть под рукою глина, а у другого нет ничего. Тогда первый будет ощущать себя куда более свободным в творчестве, нежели второй, так как он, по крайней мере, сможет попробовать воплотить свою идею в материале и таким образом приблизиться к реализации первоначального замысла.
В нашем же случае, когда, по выражению Сократа, мы лепим свою собственную статую, столь же необходимыми являются благодатные божественные силы, возвышающие человека над его природой. В Церкви, с помощью Божией, мы обретаем эти силы и получаем возможность возрастать в Духе.
Возрастание в Духе это и есть подлинная Господня свобода, которой у нас никто не отнимет. Это то, что апостол Павел назвал свободой сынов Божьих. Ее мы не можем потерять в Церкви, потому что у нас ее просто не было без нее. Именно Церковь, Тело Христово, наделяет нас этой свободой, превращая из рабов необходимости в детей Господних.
