Волею случая пришлось мне недавно оказаться на мероприятии «Информационная безопасность как аспект духовно-нравственного воспитания молодежи», которое организовывалось в нашем ВУЗе.
Пробыл я там недолго, но даже то, что удалось застать, поразило до глубины души. Когда я вошел, некий молодой человек скучно рассказывал о том, что самая главная опасность для молодежи сегодня это секты. И в качестве примера в подробностях описал … «Аум Синрике» и «Белое братство» (и то и другое не существует уже лет десять), после чего начал фантазировать в духе «как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести подземный ход или чрез пруд выстроить каменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары». А если перевести маниловщину на современны язык, то «нужно вводить в ВУЗах обязательные курсы, на которых рассказывать про секты и т.д. и т.п.» и всем присутствующим было понятно, что это не будет введено никогда, но такова уж природа большинства подобных мероприятий – фантазировать, мечтать и парить. Пришлось срочно покинуть мероприятие. Однако вопросы остались. И главный из них – а они действительно не понимают, что происходит и какие угрозы «религиозной безопасности» и Церкви в целом сегодня существуют?
Похоже, нет. Тогда стоит кое о чем сказать и кое-что напомнить. Для начала следует обратить внимание на то, что религиозный (прежде всего, христианский) мир переживает глобальный кризис. Парадоксально, но факт – этот кризис принесла с собой эпоха десекуляризации, которая потребовала религиозности, но религиозности совершенно иной, нежели ранее. То есть принесла с собой «предчувствие Реформации», которое было еще у Э.Фромма, считавшего, что с XVI века не было иного периода, который бы так походил на нынешнее время, как Реформация, по целому ряду параметров. Причем в наше время это сходство только усиливается, так как возникают новые точки сближения, среди которых, прежде всего, Интернет. Если Ф.Киттлер называл книгопечатание «протестантским средством информации», то сегодня Интернет и компьютерная цивилизация лишь усилили это сходство. Особенно если учесть, что по мнению У.Эко «с Интернетом мы вновь вернулись в эпоху алфавита. Если раньше мы считали, что цивилизация вступила в эпоху образов, то компьютер вернул нас в галактику Гутенберга и теперь всем поголовно приходится читать».
Протестантизм это конфессия постоянного обновления, а сегодняшняя цифровая цивилизация настроена на постоянное обновление, обновление, которое и становится смыслом и содержанием цивилизации. То есть у протестантов больше всего шансов приспособиться и выжить. В свою очередь для Католицизма и, в особенности, для Православия, для которых обновление всего лишь средство, да и то не главное, нынешнее время становится одним из самых тяжелых испытаний со времен первохристианских гонений. Тяжелых хотя бы потому, что противником Католической и Православной Церквей являются не отдельные люди или политические силы и уж тем более не секты, а эпоха, время, которые неизбежно изменят Церкви. Немецкий теолог Ф.Штефенски пишет, что «Церковь не умрет, но она изменится. То, что мы переживаем – родовые схватки обновленной Церкви». Он не отвечает на самый главный вопрос: что значит «изменится», «в каких пределах», но на эти вопросы сегодня едва ли кто-то вообще сможет дать конкретный ответ.
Однако можно сделать попытку отчасти ответить на данный вопрос. Для этого нужно обратить внимание на те ментальные и технологические изменения, которые происходят с обществом. Например, можно констатировать почти неизбежное возникновение новой, конкурирующей с прежними, религии из Интернета. Религии, хоть и новой, но обладающей отчетливыми архаическими, политеистическими чертами. Почему новая религия должна будет «constituit ad origins»? Сегодня уже понятно, что Интернет формируется и функционирует по тем же принципам, что и мозг. Это убедительно подтверждают снимки мозга, Интернета и, что еще более интересно, вселенной, которая представляет собой такую же разветвленную структуру (См. http://www.opte.org). Иными словами, в основе минимум двух (мозг и Интернет), а максимум всех трех процессов лежат одни и те же основополагающие принципы. А это значит, эволюция в новой структуре (Интернете) должна быть пройдена от начала, пусть даже тот путь, на который у вселенной ушли миллиарды лет, а у человечества миллионы, Интернет пройдет за два-три года. Но основная проблема не в этом (этот процесс можно понять и предсказать формы развития), а в другом. В том, что в настоящее время неизвестно, что представляют собой эти основополагающие принципы, как они влияют на возникновение и эволюцию таких сложных сетевых структур и, самое главное, как они создают иерархию в энтропии, как им удается упорядочивать последнюю?
Таким образом, проблема заключается в том, что рядом с человеком появилась непредсказуемая реальность, ослабляющая реальность предсказуемую, система, которая не просто живет самостоятельно, независимо, но стремительно развивается. И не просто развивается, а подчиняет себе все новые сферы жизни человека. Поэтому невозможно точно сказать о том, какие формы приобретет новая религия и какие именно положения прежних религий будут ею оспорены, но то, что она возникнет, сомнений нет.
Но проблема не только в Интернете. Цивилизационные изменения уже вызвали к жизни бурный рост неопротестантских религиозных течений. Кардинал Курт Кох, председатель Папского совета содействия христианскому единству, говорит о «большом росте евангельских и пятидесятнических движений», которые сегодня количественно уже вторые после Католической Церкви в мире и считает, что пришло время выделить четвертый тип христианства: «Мы вынуждены говорить сегодня о «пентекостолизации» христианства или о четвертом типе христианства: католики, православные, протестанты и пятидесятники. Это является серьезным вызовом для будущего» (примечательно, что подобного рода процессы происходят и в Исламе и их симптомом является ИГИЛ).
При этом необходимо понимать, что «четвертый тип христианства» возник не внезапно и не на пустом месте – база под него подводилась почти 30 лет. Еще в 1980-е годы известный протестантский богослов Харви Кокс констатировал, что появилась потребность в «постмодернистской теологии», которая нужна «для того, чтобы решать задачи, связанные не с упадком религии, а ее новым расцветом… с новым восприятием сакрального». И вот свершилось, потребность реализована. То есть еще одним вызовом становятся радикально новые формы протестантизма, или, по точному выражению А.Селигмана, «постпротестантизм», который набирает сегодня огромную популярность и приобретает миллионы сторонников. Во многом это связано с тем, что прежние формы протестантизма работают все хуже и оказываются исторически несостоятельными. По точному замечанию Д.Зильбермана, «партикуляризм протестантской этики оказывается несовместим с ролью США, как великой державы с проистекающей из этого имперской идеологией».
Этот «постпротестантизм», имеющий с христианством зачастую лишь терминологическую связь, открыто пропагандирует и утверждает связь уровня достатка, процветания, успешности человека с религиозным усердием. Исследователь Р.Лункин обращает внимание на то, что пятидесятники или харизматы «утверждают: не можешь обрести благополучие и здоровье, значит, Бог тебя не избрал. Из уст проповедников звучали… идеи о возможности спасения только для богатых и здоровых христиан… Молодые харизматические общины воспринимают коммерческий успех как Божье благословение, и если в обыденной жизни верующий испытывает материальную нужду или же физические страдания, то пастор может поставить под сомнение его веру… Среди описаний обращений членов Церкви и того, чего они достигли, став христианами, можно прочитать такие фразы: «У меня большие финансовые благословения», «Иисус помог мне начать свой собственный бизнес»». То есть налицо «богословие процветания и успеха», итог которого вполне закономерен и которое чрезвычайно привлекательно для многих людей по всему миру.
Но дело не только в этом. «Постпротестанты» открыто пропагандируют определенные политические взгляды и симпатии. Они голосуют за демократов, антикоммунистически настроены, выступают за либеральную экономику и заставляют всех бороться за свои права. То есть религия открыто превращается в параллельную правовую систему, в инструмент управления обществом в интересах тех или иных политических и финансовых групп. А это значит, что сотни тысяч этих людей, абсолютно современных, прекрасно профинансированных, снабженных любыми возможностями можно в любой момент мобилизовать на решение внешнеполитических задач США в любой точке мира и, прежде всего, в России. И если Церковь не смогла информационно справиться со шпаной, сплясавшей в храме Христа Спасителя, то уж с этими не справится точно. Тем более, что найти их и точно атрибутировать будет очень непросто.
Почва для них, во многом, готова. Во-первых, это целый слой людей (о чем уже приходилось неоднократно говорить), которые считают себя верующими, но не соотносят свою веру с какой-либо религией. По опросам, их уже почти 30 процентов. То есть они абсолютно открыты для любой вести, которая будет отвечать их внутренним ожиданиям. Едва ли у Мартина Лютера в начале его деятельности было больше сторонников. Современный английский социолог религии Грейс Дэйви характеризует это явление как believing without belonging — вера без принадлежности к какой-либо религиозной общине.
Что же касается верующих и даже воцерковленных, то здесь другая проблема – очень многие прихожане хотят видеть в священнике такого же, как они человека и готовы слушать его ровно до того момента, пока он не начинает говорить то, что им не нравится. «Почитание священника простирается до того момента, когда священник говорит то, что хотят слышать прихожане, — пишет священник В.Балашов. — И если священник вдруг меняется и начинает говорить немного по-другому или не то, что хотят слышать прихожане, то милость и почитание в одно мгновение меняются на неприязнь… Это явление — такая обыденность, что к этому все так привыкли, что это тоже стало нашей традицией». Такое же отношение складывается и к «старцам», духовникам и их советам и, наконец, к святым, чьи жития и подвиги, для того, чтобы считаться спасительными, должны расчувствовать читающего, в житии святого должно быть сходство с жизнью читающего о нем. В этом, например, один из секретов популярности Матроны. То есть и какое-то количество этих людей, как только им начнут говорить то, что им нравится, пойдут за теми, кто это говорит.
Особую актуальность все сказанное выше приобретает в связи с тем, что сегодня мы наблюдаем не просто конфликт России и США, а процесс утверждения новой политической цивилизационной модели XXI в., которая настойчиво и без учета других мнений формируется протестантскими и уже постротестантскими США, в то время как политическая цивилизационная модель XX столетия была сформирована в пространстве «эпохи Просвещения» Старого Света. А если шире, европейскими революциями, начиная с Великой Французской революции 1789-1794 гг. и заканчивая февралем и октябрем 1917 г. А цивилизационная модель США выстроена «аполитически» таким образом, чтобы максимально быстро усваиваться максимально большим количеством людей через атрибутику, продукты, лейблы и религиозность в этом усвоении играет ведущую роль.
Это хорошо видно хотя бы по квазирелигиозному феномену «Кока-Колы» или «фордизму». В музее «Кока-Кола» в Атланте год основания компании описывается как «год божественного рождения», изобретателю «Колы» Д.Пембертону является в видении формула чудесного напитка и в целом рассказ о возникновении «Колы» полон евангельских обертонов. Рекламная кампания «Кока-Колы» начала 1980-х гг. строилась на лозунге «Coca Cola is it!» (Кока Кола есть!) и в этом нельзя не увидеть прямую отсылку к словам Бога, обращенным к пророку Исайе «Я есть сущий» (Исх. 3,14), или к словам Спасителя «Иисус сказал им: истинно, истинно говорю вам: прежде нежели был Авраам, Я есмь». (Ин.8.58). Отчетливо религиозные оттенки имел, как называли его А.Грамши и Г. де Манн, «фордизм» — индустриальная парадигма, воплощенная в автомобильных заводах Г.Форда и превратившаяся в религиозно-социальную инженерию, создававшую представление о мире и формировавшую самосознание общества.
Иными словами, все уже готово. Просто этот ресурс США еще не использовали, но используют в нынешних условиях непременно, так как им нужно восстановить свое пошатнувшееся влияние. А это значит, что есть еще время подготовиться и сосредоточиться – ведь эта огромная армия «постпротестантов» и есть настоящая угроза (с ИГИЛ, как мы видим, никто не может справиться).
А нам рассказывают, что надо беречь молодежь от влияния «Аум Синрике» и «Белого братства». Хорошо, что не от стригольников, богомилов или жидовствующих.
Они, рассказчики и их руководители, живут, не приходя в сознание. Все боятся промочить ноги, когда угрожает потоп.
И это катастрофа.
Борис Григорьевич Якеменко. Кандидат исторических наук, Заместитель директора по науке Центра исторической экспертизы и государственного прогнозирования при РУДН