Главная > Вестник Миссионерского отдела > Исламское государство Ирака и Леванта (ИГИЛ, ДАИШ) как цивилизационный феномен. Б.Г.Якеменко

Исламское государство Ирака и Леванта (ИГИЛ, ДАИШ) как цивилизационный феномен. Б.Г.Якеменко

16 мая 2016

Экспертный доклад Центра Исторической Экспертизы и Государственного Прогнозирования при РУДН (http://vk.com/prognozperspectiva) посвящен феноменологии Исламского государства Ирака и Леванта (ИГИЛ). Авторы рассматривают ИГИЛ как цивилизационный феномен, а также как «постислам», явление, отражающее десекулярный характер современной эпохи. Данный доклад печатается в сокращении

 

Французский боевик Жан-Марк Руйян как-то заявил, что современный терроризм это загнанный сторожевой пёс. Кому же служит этот Цербер в лице его нынешнего воплощения в виде ИГИЛ (ДАИШ)?[1] Для ответа на этот вопрос было бы целесообразным выделить две составляющих этого явления: практическую (кому выгодно) и теоретическую (мировоззренческую).

 

В контексте последних событий (теракта по подрыву российского гражданского самолёта под Синаем, серии терактов в Париже и Мали, беспрецедентного за последние 60 лет нападения турецкого F-16 (читай, натовского) на российский бомбардировщик Су–24) становятся очевидными акторы глобального политического спектакля под кодовым названием «ИГИЛ». Так кто же кукловоды?

 

Сегодня мало кто сомневается, что это Анкара, Эр-Рияд и Доха, действующие, естественно, по согласованию с США и Великобританией. Политический режим Асада их категорически не устраивает. У каждого игрока при этом свои цели. Турция Эрдогана переживает страшнейшую «ломку» от фантомных болей, воскрешающих в генетической памяти образ Османской империи, всемирного халифата. В этой модели нет места независимому государству – Сирийской Арабской Республике (САР). Сирии отводится роль вилайета, то есть провинции Османов. Заработок семейным кланом Эрдогана на нелегальной торговле нефтепродуктами ИГИЛ лишь вторая причина поддержки этой структуры и антироссийской истерии. Основная это дестабилизация Ближнего и Среднего Востока, Западной и Восточной Европы в целях хаотизации геополитического пространства в целях воссоздания основной архитектуры Османской империи.

 

Катар рассматривает территорию Сирии как вожделенную транспортную артерию для поставок газа в Европу через Турцию в целях исключения из Большой газовой игры РФ и Ирана, который активизировался, выйдя на газовый рынок, после отмены санкций. Сложнее обстоит дело с саудитами, которые сами не знают, чего хотят. В Эр-Рияде, где испытывают давнюю ваххабитскую нетерпимость к светским арабским режимам, типа Бен Али в Тунисе, Мубарака в Египте, Каддафи в Ливии, Асада в Сирии, видимо, рассуждают так: « Мы используем ИГИЛ, как таран против Асада, несмотря на то, что ИГИЛ ставит целью захват священных городов Мекки и Медины, а там видно будет». Асад неприемлем для Эр-Рияда и как союзник их главного регионального и религиозно-политического конкурента — шиитского Ирана. Англосаксы традиционно наблюдают и дирижируют оркестром с островов. Главная тональность увертюры — антироссийская.

 

В этой связи перспективы создания единого фронта против ИГИЛ, антиигиловской коалиции, становятся весьма призрачными, ведь у всех потенциальных участников абсолютно разные интересы, чтобы сплотиться. В сущности, есть две коалиции: Россия, Иран, Сирия и Запад с Лигой Арабских государств. Камень преткновения – фигура президента Асада. Для Запада и Лиги Арабских Государств Асад и ИГИЛ одно и то же, поэтому залог успеха это уход Асада. РФ и партнеры думают с точностью наоборот: уход Асада ничего не решит, только сирийская армия участвует в наземной операции против ИГИЛ, судьбу президента должен решать только сирийский народ. Таков политический пасьянс.

 

Кому служит «цепной пёс» исламистов, теперь становится ясным. Гораздо сложнее обстоит дело с общефилософским, мировоззренческим подходом к феноменологии ИГИЛ, поскольку атрибутировать его привычными дефинициями и схемами не удается. В их прокрустово ложе оно не помещается. Для начала можно сказать, что ИГИЛ это финал постсекулярной эпохи, политики мультикультурализма и толерантности. Это заполнение экзистенциального вакуума в Европе, из картины мира которой исключили Бога и какие-либо идеологические ценности, из всех прав оставив право каждого хамить всем, утверждая животный индивидуализм. Как известно, свято место пусто не бывает. Вакуум заполнился исламизмом, дающим цели, задачи и смыслы «бунтующему человеку» Запада.

 

Для понимания феноменологии ИГИЛ важно обратить внимание и ещё на одно обстоятельство. ИГИЛ это глобальный проект, вариант глобализации. Казалось бы, в этой связи два глобальных проекта — США и ИГИЛ — должны прийти в столкновение, однако, как это ни парадоксально, в них довольно много общего. И прежде всего, это уход человека от ответственности, вседозволенность и реализация эгоистических устремлений общества потребления. Продукты европейского либерализма прекрасно коррелируются с философией ИГИЛ, где каждый Бог, где всё дозволено, ты можешь все,  и тебе ничего за это не будет. Запад открыл ящик Пандоры, сформировав модель потребления, в которой молодая генерация, впитав её философию, уходит в ИГИЛ для борьбы с обществом потребления, которое больше не отвечает на вопросы, не несёт смыслы и превращает жизнь человека Запада в животное растительное существование в мире, где всё есть, где можно ничего не делать и быть сытым, где всё, имея свою цену, утратило свою ценность. Где забыто главное предназначение государства, по мысли философа В.Соловьева, состоящее не в построении Рая, а в недопустимости Ада.

 

Запад сделал свой выбор, последовательно отказываясь от своей самости, своей аксиологии. Взглянем лишь на некоторые факты. В 1963 г. в Великобритании было 13 мечетей, к 2013 году их стало 1700. Ежегодно в течение последних пяти лет 5000 англичан ежегодно принимают  ислам. В Германии на 2015 г. закрыто 500 католических и протестантских храмов и открыто 2 500 мусульманских молельных домов[2]. В социальных сетях молодые немки пишут, что готовы к социальному джихаду, как обретению смысла в пустом и бесцельном существовании. ИГИЛ тонко и профессионально манипулирует этими настроениями, открывая новую функцию современного новейшего терроризма как метода управления массами. Информационно-психологическая война как методика, порожденная спецслужбами Запада, таким образом, начинает активно использоваться против него самого. ИГИЛ перестает быть подконтрольным, бросает вызов своим западным отцам-основателям. Особенно ярко это проявляется в финансовой сфере. Поскольку сублимированный образ западного капитализма это доллар, ИГИЛ поставило задачу оторваться от доллара и ввело собственную валюту, планируя стать единственным государством, которое обеспечивает свою валюту реальным металлом в прямом смысле. Поэтому ИГИЛ начало выпуск золотых, серебряных и медных монет, подчеркивая, что «новая валюта позволит не участвовать в денежной системе угнетателей», то есть ФРС США, и международных финансовых картелей, так как будет напрямую привязана к стоимости золота, серебра и меди. Поэтому один серебряный дирхем ИГИЛ на день выпуска был равен 1$ (мировая цена содержащегося в нём серебра на день выпуска монеты), а золотой динар примерно 139$ (на день выпуска)[3]. Немаловажным обстоятельством, является и тот факт, что монетный двор ИГИЛ находится на территории Турции. Стоит ли удивляться в этой связи сбитому турецкими ВВС российскому бомбардировщику?

 

Таким образом, становится совершенно очевидным, что современная европейская цивилизация столкнулась, в лице ИГИЛ, с серьезным вызовом. Причем этот вызов совершенно недооценен и, судя по всему, даже не воспринят, как вызов. Сокрушительные успехи ИГИЛ в Ираке, стремительное расползание адептов по миру, показательные казни, появление вербовщиков в большинстве европейских стран, включая Россию[4], наконец заставило руководство ведущих европейских стран обратить внимание на эту группировку. Некоторое время назад Россия включилась в борьбу с ним, впервые за последние 20 с лишним лет встав на защиту своих интересов и интересов союзников за пределами нашей страны. Недавно появился очень хорошо сделанный сайт, на котором можно отследить динамику борьбы с ИГИЛ[5]. Нет сомнения, что наши успехи были бы еще масштабнее, если бы мы серьезнее проанализировали [6]цивилизационное явление под названием ИГИЛ. Опрошенные авторами доклада студенты и преподаватели (вопрос был «почему нужно бороться с ИГИЛ») в 90% случаев давали ответ «потому, что они убивают людей, они террористы». Но в сравнении с тем, сколько людей убили США и их союзники по НАТО за последние 20 лет, ИГИЛ не совершило ничего исключительного. В остальных 10% респонденты отвечали, что ИГИЛ хочет построить «всемирный халифат», и оно «угрожает нашему союзнику Сирии». Опять же, заявки на всемирный халифат с 1924 г. делались неоднократно, и всякий раз это ничем не кончалось, так почему должно кончиться успехом сейчас?

 

Поэтому необходимо понять феноменологию ИГИЛ. Напомним, что ИГИЛ было атрибутировано в традиционных категориях, то есть как жестокая террористическая организация, связанная как с сирийскими, так и иракскими радикалами, а это значит, что логика ответных действий понятна. Необходимо закрыть ее счета, а саму организацию уничтожить физически. Однако эта логика ошибочна, и эта ошибка сегодня совершается, прежде всего, руководством США, а это значит, будет совершаться и многими другими, теми, кого США сегодня набирают себе в союзники. Ошибка, чреватая потерями времени и непредсказуемыми последствиями.

 

Почему? Рассмотрим ситуацию внимательнее. Главная проблема политической стратегии США состоит в том, что Америка не желает видеть кардинальных перемен в мире и продолжает планировать политику настоящего и будущего, исходя из представлений и стратегий прошлого. Так, можно обратить внимание на то, что, планируя войну в Ираке, США исходили из устаревшего положения о том, что субъектом войны обязательно должно быть некое государство. Когда же оказалось, что в Ираке главный противник не режим Хуссейна, а традиционные исламские общины, военная стратегия стала проваливаться, война из молниеносной стала перманентной, пришлось на ходу признавать, что религиозный фактор был выпущен из виду и забыть о химическом оружии, которое стало поводом. А сегодня Ирак охвачен борьбой между суннитами и шиитами, сводящими старые счеты, что в очередной раз заставляет на ходу менять планы и, не найдя решения, поговаривать о том, что надо уходить. Все это накладывается на общую проблему кризиса смыслов, привычных схем и форм взаимоотношений, от личных, до религиозных и политических, диверсификацию политических и религиозных рынков, фрагментацию и деиерархизацию социальных структур, рост новых внесоциальных элит, потерю человеком прежних социальных, групповых, политических статусов. Замечание А.Пятигорского иллюстрирует кризисное состояние мира, заключающееся в том, что «идеальное политическое воплощение протестантской парадигмы – война и научная (индустриальная) революция» больше не предлагают правильных решений, равно как и гегелевская парадигма мира и политических революций[7]. Поэтому внешняя политика США сегодня представляет собой череду катастроф и провалов, приводящую к созданию все новых и новых нарывов и болячек и полное отсутствие хотябы минимального успехавлюбой области.

 

Из этой «вчерашней» установки происходит стремление втиснуть ИГИЛ в прокрустово ложе «силы международного терроризма», что является глубочайшим и пагубным заблуждением хотя бы потому, что для начала необходимо заново определить, что такое эта самая «сила», так как прежние определения уже не актуальны. Иначе получается то же самое, как если бы во время эпидемии чумы боролись бы с некоей «болезнью». Последние годы вся т.н. «постмодернистская культура» занимались именно тем, что лишали слова первоначального смысла и бесконечно расширяли понятийные границы. Это закономерно привело к тому, что хорошо известные и вроде бы понятные термины (напр. «терроризм», «сепаратизм», «тоталитаризм», «демократия», «свобода» и т.д.) лишились содержания и превратились в обертки, упаковку, опознавательные знаки, пароли, используемые в рамках определенных сообществ, а также стали средством, с помощью которого можно легко заморочить человека, сбить его с толку и, в конечном итоге, сделать своим сторонником. Поэтому сегодня предлагается бороться с «силами терроризма», хотя ИГИЛ это уже совершенно иное явление и терроризм там совсем не главное.

 

Что такое современный терроризм? Правильно ли мы понимаем данный термин и то явление, что за ним стоит? Необходимо констатировать, что нынешний терроризм (в рамках данного доклада будем применять этот термин только к выходцам из ИГИЛ и других радикальных исламских группировок) имеет весьма своеобразную природу, разобраться в которой необходимо. В отличие от терроризма второй половины XIX — начала XX веков, который имел четкую цель и был направлен против конкретных людей, сегодняшний терроризм «бесцелен» в том смысле, что он направлен не на отдельных людей или конкретные группы, а направлен «вообще». Если вспомнить, что современный терроризм нередко объявляют реакцией на внешние международные условия, то тогда его бесцельность, его рефлекторный характер становятся очевидны. Простуда или грипп возникают как реакция на неблагоприятные внешние условия, у них нет задачи уничтожить (победить) человека или навредить ему, а если даже им удается свести человека в могилу, то они гибнут вместе с ним. То есть у них нет цели, а есть процесс, вызванный определенными условиями, процесс, который протекает вяло или активно. И поэтому нельзя победить терроризм, защитив потенциальные жертвы, то есть убрав предполагаемые цели. Во-первых, нельзя убрать и защитить всех. Во-вторых, цели нет, вернее, процесс и есть цель. А значит и борьба должна строиться, исходя из этого положения.

 

Если встать на эту позицию, то становится ясным, что задача террористов – спровоцировать конфликт, который ни к чему не ведет, не решает никаких задач. Просто конфликт «вообще», лишенный конкретного содержания. Таким образом, решаются сразу две задачи. Первая — под знамена «конфликта вообще» можно собрать максимально большое количество самых разных людей, а вторая – в рамках «конфликта вообще» становятся неважными конкретные поводы, будь то нефть, атом, Коран, Библия или Сирия. То есть конфликт кооптирует любые противоречия, как значимые, так и не значимые и, пропустив через себя, превращает их в политическую энергию, приводящую, в терминологии Г.Бейтсона к «схизмогенезу». Энергию (и это важно понимать), неизбежно меняющую обе противоборствующие стороны.

 

Что касается политической энергии, то сегодня политика на Западе почти перестала существовать. Б.Обама, Ф.Олланд, А.Меркель, С.Берлускони не политики, а либерально-демократические проекты, политтехнологические конструкции, которые почти полностью несамостоятельны в принятии решений. То есть они не производят политику. И все меньше способны на фундаментальные, серьезные решения. В то время как люди получают все больше проблем, политики все меньше могут им помочь, поскольку завязли в корпоративных соглашениях, стали гораздо менее самостоятельны и, соответственно, все меньше могут обещать что либо без риска потом оказаться лжецами. То, что считается сегодня политикой, рождается не в кабинетах, а в ток шоу и обслуживает не конкретных людей, а абстрактные «ценности демократии». Важно учесть еще и замечание З.Баумана, который писал, что сегодня политика и власть впервые разделились и все больше отдаляются друг от друга, а это значит, что политика превратилась в технологию. Однако потребность в политике не просто осталась – она возрастает. И из щели между политикой и властью вырастает тот самый терроризм ИГИЛ, который создает политическую энергию, то есть генерирует политику. Такую, какая им (и не только им) понятна. Возможно, именно этот фактор и влечет в ряды террористов постоянное пополнение из Европы. Незыблемый закон конного боя состоит в том, что конницу, несущуюся галопом, можно остановить только конницей, пущенной в галоп. То есть одну политику можно победить только другой, более сильной политикой.

 

Еще одна проблема. То, что делают террористы, не атрибутировано в понятных категориях. И главная из этих категорий — война. Иными словами, нам необходимо задаться вопросом – то, что они делают, уже война или нет? Хотят они войны или нет? Проблема в том, что само понятие «война» в последние несколько десятков лет оказалось полностью размыто, утратило привычные определительные категории. Все европейские войны первых двух третей ХХ в. являлись масштабными, массовыми и именно они создали то представление о войне, которое существует в европейском сознании. Сегодня таких войн нет по определению. «Традиционная» война имела мифологический статус Немезиды, то есть истины в последней инстанции, суда истории, после приговора которого победителей не судили, а побежденные не сопротивлялись. Сегодня невозможно определить ни победителя, ни побежденного, причем формальный победитель своей победой нередко лишь утверждает неправоту и несправедливость. «Традиционную» войну должно желать общество или ведущие общественные группы. В 1914 году 89% европейских и русских интеллектуалов были за войну. Сегодня войны не хотят нигде, ее боятся, так как она разрушит комфорт, к которому полвека шло европейское общество.

 

Войны теперь не объявляют, в них сползают постепенно, они не имеют традиционного конца с капитуляциями и договорами, соответственно их перестали называть войнами. События в Югославии, Ираке, Афганистане, Ливии именовались как угодно. «Конфликтами», «подавлением», «наведением порядка», «восстановлением демократии», но не «войной». Для того, чтобы одержать верх над террористами, международному сообществу нужно «договориться о терминах». Если эти события начать считать войной, то ей нужно придать понятные контуры. Война всегда ведется между различными политическими субъектами, оформленными в виде государств, и является, как правило, делом всего народа. Как только европейские политики, например, поймут (решат), что это война, тогда станет понятно и что такое «мир», то есть станет ясна цель.

 

Если же это не война, то тогда необходимо понять, что это. Понять опять же для того, чтобы определить цели, понять, что такое «победа» и каковы ее формы. Если война это, как иногда принято говорят, «неустранимая возможность», то, отказываясь рассматривать происходящее на Ближнем Востоке как войну, мы должны признать, что возможность становится устранимой и искать средства устранения ее. Наконец, только война (в традиционных категориях) разрешает уничтожать людей, а если все, что происходит, не война, то тогда почему гибнут люди? В любом случае необходимо понимание того, что происходит.

 

Также для понимания природы терроризма важно рассмотреть его еще под одним углом, под углом борьбы «истории» и «неистории», понимая и то и другое, как состояние, в котором пребывает общество. Сегодняшний Запад (включая США) живет, преимущественно, настоящим и будущим, в то время как Ближний Восток прошлым и настоящим. При этом особенностью развития западного, нетрадиционного, в терминологии К.Леви Стросса условно «горячего» общества является то, что прогресс техники, информационных систем, прав человека и пр. являются факторами, усиливающими ощущения пребывания в будущем и разрыва с историей, с прошлым. Прошлое теряет свою монолитность, перестает быть осевой сущностью, обесценивается, фрагментируется, рассыпается на «хорошее» и «плохое», из фундамента цивилизации становится средством, поводом и предлогом. Не случайно популярны фразы типа «будущее сбывается уже сегодня», «настоящее это нереализованное будущее». В авангарде этих процессов идут США – страна, не имеющая своей истории и потому легко отменяющая чужую.

 

В традиционных ближневосточных обществах («холодных») информационно-технологический прогресс часто вызывает прямо противоположную реакцию, выражающуюся в стремлении к возрождению традиционных форм прошлого. История становится важнейшей основой консолидации, прошлое идеализируется как точка, где сходятся все начала и концы, все цели и средства. Не случайно отсылки к истории, традиции постоянно звучат в речах ближневосточных лидеров и даже уничтожение памятников и святынь боевиками ИГИЛ есть признание силы истории, война с ней, попытка выйти из нее, преодолеть ее силовое поле, чтобы немедленно создать свою, новую. Иными словами, если мы с террористами живем в одном мире, то это не значит, что мы живем в одном времени. А это, в свою очередь, означает, что исторический фактор должен быть включен в противостояние, необходимо уравняться с ними во времени, в противном случае, прямо по Лао Цзы, ударяющий наполненным (историей) по пустому (внеистории) имеет много шансов одержать победу. Если же победит другая сторона, нельзя забывать слова Унамуно, обращенные к Франко: «Победить – не значит убедить». После победы нужны будут технологии переобучения и переубеждения побежденных, включения их в настоящее и будущее, иначе «повторится все, как встарь» и вновь будут гибнуть люди.

 

Пока не найдены ответы на поставленные выше вопросы, ИГИЛ остается явлением, не вмещающимся ни в одну из привычных категорий. Один исламский обозреватель спрашивает: «Если бы группировка желала убить всех «неверных», то стала ли бы она сотрудничать со светскими военными Саддама Хусейна? Или, если бы она состояла из сумасшедших фанатиков, то смогла бы наладить продажу нефти? Если бы ее целью было только заставить людей в жесткой форме следовать шариату, то устраивала бы детский фестиваль на контролируемой ею в Сирии территории, открывала бы клиники?»[8]

 

Но это далеко не все вопросы. Почему в Ираке армия фактически не сопротивлялась наступлению ИГИЛ? Почему ИГИЛ возникло в 2006 году, но мы наблюдаем его экспоненциальный рост именно сейчас? Почему в ИГИЛ так много европейцев и как удается убедить привыкшего к комфорту, безрелигиозного европейца (то есть считающего высшей ценностью человеческую жизнь) погибать в бою или взрываться на остановке? Во имя чего они готовы погибать?

 

Как справедливо замечал Т.Э.Маршал, когда какое-то количество людей одновременно бежит в одном направлении, нужно задать два вопроса: «Куда они бегут?» и «От чего они убегают?» Видя терминологическую неудачу с «международным терроризмом», не стоит стараться объяснить  «радикальным исламом» цель, к которой они бегут. Тем более вопрос «От  чего они убегают?» все равно останется без ответа, а он не менее, если не более, важен. Контуры ответа обозначены статистикой —  согласно опросу, проведенному в 2005 г. в Германии, 52% из возрастной группы 18-32 хотят уехать, а в целом только из Германии ежегодно уезжают 150 000 человек.[9] А если они готовы уехать, то для ИГИЛ решена уже половина задачи. Дело лишь за привлекательными лозунгами и конкретными целями.

 

Парадоксальная привлекательность ИГИЛ для молодых европейцев сегодня волнует уже ведущих западных политиков. А.Меркель уже выразила сожаление по поводу «непонятной высокой притягательности и влияния ИГИЛ на европейскую молодежь»[10]. Европейцы в широком смысле (американцы, британцы, французы, бельгийцы, датчане) участвуют в боевых действиях ИГИЛ и, как все остальные, режут головы журналистам, взрывают себя в Сирии и Ираке — вспомним теракт в иракской Бакубе, когда бельгийка МюриэльДегок взорвала себя вместе с американской войсковой колонной[11].

 

Именно молодежь сегодня и становится главным двигателем ИГИЛ. Немецкий профессор Г.Хайнзон в своей работе «Сыновья и мировое господство: роль террора в подъёме и падении наций»[12] дает любопытное объяснение роли молодежи в радикализации современного мира, связывая современный рост терроризма и насилия со «злокачественным демографическим приоритетом молодёжи». То есть с возрастающим доминированием тех регионов, где больше молодежи. Автор использует метод сравнения количества мужчин в возрасте 40-44 лет с мальчиками в возрасте от 0 до 4 лет и приходит к выводу, что демографический сбой и упадок национальной энергии происходит тогда, когда на каждых 100 мужчин в возрасте 40-44 лет приходится меньше, чем 80 мальчиков в возрасте от 0 до 4 лет. Так, в Германии это соотношение сегодня равно 100/50, а в Секторе Газа — 100/464, Афганистане 100 /403, Ираке 100 /351. К концу жизни нынешнего поколения, пишет автор, в Афганистане будет столько же юношей моложе 20 лет, сколько во Франции и объединённой Германии, вместе взятых.

 

Хайнзон считает, что насилие имеет тенденцию к росту в тех обществах, где юноши от 15 до 29 лет составляют больше 30% от общего населения. При этом поводом для насилия становится что угодно, то есть насилия невозможно избежать. При этом автор делает важный вывод – воюют и употребляют насилие не голодные и обездоленные, а сытые и благополучные, которые «живут в обществе, где их слишком много и где они негодуют на это самое общество, поскольку понимают, что оно не в состоянии их востребовать». Еще раз необходимо сделать отсылку к стремлению уехать из своих вполне благополучных стран миллионов благополучных молодых людей.

 

Исследовательская группа «Соуфан Групп», базирующаяся в Нью-Йорке, сообщает, что к концу мая этого года в рядах боевиков было 12000 человек из 81 государства, среди них 3000 с Запада[13]. На сегодняшний день их число, вероятно, еще выше[14]. На Ближнем Востоке у многих из них есть уже твердая почва под ногами: два года назад пакистанские СМИ сообщали о том, что где-то в Северном Вазиристане существует целая деревня, населенная «немецкими талибами», в которой можно чаще услышать немецкий, чем арабский, пушту или урду. Масштаб включенности «немецких исламистов» в действия в афгано-пакистанском регионе уже столь велик, что они недавно создали отдельную боевую структуру — «Бойцы Талибана Германии»»[15]. «При этом стоит отметить, что только небольшая часть боевиков с Запада являются новообращенными мусульманами. Часто такого рода действия объясняются желанием молодых людей убежать из дома и найти свою истинную идентичность»[16]. Не случайно, как выясняется, многие, отправляющиеся из Европы на Ближний Восток и вливающиеся в ряды ИГИЛ, заказывают перед отъездом книжки типа «Коран для чайников» и «Ислам для чайников». То есть речь идет о том, чтобы просто не быть элементарным невеждой и побыстрее войти в среду своих единомышленников, так как главная и самая притягательная сила для этих людей содержится не в Исламе и не в возможности обрести рай с гуриями, а, очевидно, в чем-то другом, том, для чего Ислам лишь прикрытие.

 

В чем? Упоминавшийся выше Г.Хайнзон подчёркивает, что молодые люди ищут и с готовностью воспринимают ту идеологию, которая извиняет и освобождает их от ответственности. «Неправильные идеи не появляются из Священного писания, они создаются самими молодыми людьми, потому что им нужны неправильные идеи, чтобы оправдать свои действия. Следовательно, их невозможно остановить, объяснив, что их идеи неправильны. Движения не создаются неправильными идеями. Напротив, неправильные идеи рождаются в ответ на потребность движения. Исламизм создан не исламом, а молодыми мусульманами»[17]. Иными словами, для того, чтобы понять феноменологию ИГИЛ, нельзя сводить все к исламу. Нужно понять психологию современного молодого человека, его систему ценностей.

 

Не менее важно и то, что в ИГИЛ бегут далеко не всегда маргиналы. Известный по многим роликам рослый палач пленников-европейцев оказался Джихади Джоном, молодым лондонским рэпером, «покинувшим свой особняк стоимостью 1 млн. фунтов ради того, чтобы воевать на стороне «Исламского государства» в Сирии. Его называли восходящей звездой британского хип-хопа, пишет The Daily Mail. Как рассказал изданию близкий друг Бари, песни будущего джихадиста еще недавно ставили в эфире радио «Би-би-си» и сравнивали с ранним творчеством знаменитого британского рэпера Диззи Раскала»[18]. То есть комфорт, популярность, огромные деньги и связанные с ними возможности (главные ценности современного западного мира) он обменял на возможность отрезать головы и жить в пещере или глинобитной хижине. Объяснить это только умопомешательством или маниакальными наклонностями невозможно – здесь все сложнее. И ведь он такой не один.

 

Таким образом, в условиях глобальных трансформаций ИГИЛ, судя по всему, будучи порожденным Западом, сегодня, как уже говорилось выше, становится вызовом Западу и западному образу жизни, предрекая глобальный конфликт цивилизаций. Не случайно ИГИЛ не ограничивается лишь вооруженным противостоянием, но активно обсуждает вопросы социальной справедливости, богословия, состояния современного мира. Характерно, что последняя глава вышедшего недавно «Краткого путеводителя по Исламскому государству» называется «The capitalism is dead» (капитализм мертв).[19] При этом привлечение в ряды ИГИЛ европейцев означает, что эти люди смогут перевести понятия, идеи, образы реальности, создаваемой ИГИЛ, на язык европейских понятий и сделать новую идеологию в условиях духовного и идеологического кризиса Запада привлекательной для тысяч людей.

 

Все это значительно осложняется тем, что европейский носитель идеологии ИГИЛ практически невидим в западном обществе, в отличие от арабов или африканцев, которые в большинстве все-таки имеют свои социальные ниши и сосредоточены в национальных кварталах. А если учесть данные норвежских ученых, согласно которым из девяти граждан западных стран, принимавших участие в военных действиях на Ближнем Востоке с 1990 по 2010 год, один продолжал заниматься террором и после возвращения[20], то Европа оказывается открыта и для принципиально нового типа терроризма, с которым будет невероятно сложно бороться и который при первых терактах создаст волну паники, мотивированной простым соображением «они уже среди нас». Не случайно западное сообщество после демонстративной казни журналиста Д.Фоули было потрясено «не столько самим фактом убийства, сколько тем, что палач на видео говорил с британским акцентом, то есть был не «исламистом» и «естественным врагом», а «своим»»[21].

 

Таким образом, можно предположить, что ИГИЛ есть выражение принципиально новой религиозности, условие для возникновения которой складывались последние несколько десятилетий. Тех самых десятилетий, в течение которых Европа перед лицом грядущей угрозы последовательно себя разоружала через протестантскую теологию «христианства без религии» Бонхеффера, Альтицера, Хамилтона, Ван Бурена, или через концепции Левинаса или Рикера, объясняющих Бога, как «инаковость» и «пустоту». Важнейшим из указанных выше условий явилось наступление эпохи «десекуляризации» в целом, без конфессиональных различий и выделения неких локальных социальных пространств и процесс «глокализации» (Робертсон) Церкви, то есть вытеснения ее на обочину социальной и политической жизни. В ходе недавних событий на Ближнем Востоке можно было видеть, как светские режимы в Египте, Ливии, Тунисе, Сирии или пали под ударами исламских радикалов, или испытали их сильное давление.

 

Американский социолог Питер Бергер в специальной работе, посвященной десекуляризации, констатирует, что мир сегодня «неистово религиозен, как и был в прошлом, а в некоторых местах более, чем когда либо»[22]. Красноречивым свидетельством интереса к теме являются интернет-поисковики – если в 2004 г. Google выдавал на слово Post-Secular лишь несколько тысяч ссылок, то в 2012 г. уже почти 70 млн. Однако наступление этой эпохи вовсе не означает, что мы будем иметь дело со старым добрым Исламом или ортодоксальным Христианством, вернувшимся в мейнстрим. Речь идет именно о формировании принципиально новых религиозных направлений в Исламе и Христианстве, которые будут иметь самую отдаленную, прежде всего терминологическую связь  первоисточником.  

 

Фундамент для этого уже готов. По данным опросов, как на Западе, так и в России треть опрошенных считают себя верующими, но не соотносят свою веру с какой-либо религией[23]. Среди молодежи таких респондентов больше. То есть треть опрошенных в одном случае и больше трети в другом случае абсолютно открыты для любой религиозной вести, которая будет отвечать их внутренним ожиданиям. Растущее количество «верующих без религии» дало возможность некоторым современным исследователям, таким как В.Поссенти или М.Эпштейн, говорить о специфическом феномене «гражданской религии» или «бедной веры», характеризующейся «моральной верой, истины которой были приняты в качестве гарантии одухотворения социального факта» и весьма своеобразными представлениями об ином мире и способах его взаимодействия с миром человека[24]. Именно на этой базе на Западе (прежде всего, в США) экспоненциально растут, питаясь плодами распада христианства, харизматические пятидесятнические течения, количество последователей которых уже таково, что Кардинал Курт Кох, председатель Папского совета содействия христианскому единству, заявил о том, что пришло время выделить четвертый тип христианства: «Мы вынуждены говорить сегодня о «пентекостолизации» христианства или о четвертом типе христианства: католики, православные, протестанты и пятидесятники. Это является серьезным вызовом для будущего»[25]. А на Востоке эти же самые процессы вызвали к жизни ИГИЛ. Нужно также отметить, что современными исследователями харизматические движения описываются, как «постпротестантизм». То есть следует ожидать и «посткатолицизма», «постправославия», а ИГИЛ, пользуясь данными категориями, можно описать, как «постислам», «исламскую Реформацию», которая стремится начать с чистого листа. Реформация в Христианстве возникла через полторы тысячи лет после Христа и была спровоцирована кардинальными переменами в мире. Возникновением капитализма, книгопечатания, великими географическими открытиями, исчерпанностью готической культуры и другими факторами. Сегодня, также через полторы тысячи лет после Мухаммада, ислам, возможно, также вступает в подобную эпоху, тем более, что созданы все аналогичные христианской Реформации условия – посткапитализм, Интернет, разрушение традиционных ценностей, европеизация мусульманского мира и т.д.

 

Возможно, эти реформационные силы еще какое-то время дремали бы, однако толчком к их высвобождению послужила череда искусственных революций, переворотов и войн на Ближнем Востоке, спровоцированных США (напомним, что ИГИЛ впервые заявило о себе в 2006 году). Точно так же в III-IV веках нашей эры в силу целого ряда причин (от нашествия гуннов до климатических перемен) началось великое переселение народов, расколовшее Римскую империю на два типа цивилизаций (Восточную и Западную). Оно привело к возникновению новых этносов и государств, высвободило религиозную и культурную энергию, незадолго до этого вышедшую из катакомб и требовавшую реализации, подвело черту под временем, именуемым в учебниках «Древний мир». Вряд ли кто-то будет спорить, что сегодня мы точно так же вступаем в эпоху, которую условно можно назвать «постновейшее время».

 

Сегодня мы наблюдаем «великое движение Востока», процесс «постколонизации», который во многом повторяет процесс колонизации, когда европейцы вторгались на Восток, в Африку, Латинскую Америку и сметали там целые цивилизации. Сегодня уже Европа трещит под напором колонизаторов, в их авангарде идут новые конкистадоры – боевики ИГИЛ и европейцам происходящее не нравится точно так же, как аналогичные процессы не нравились ацтекам. Бумеранг вернулся. И это пока только Ближний Восток, а когда подключится Центральная и Южная Африка, которую пока почти не учитывают в мировой политической игре, ситуация может стать полностью непредсказуемой. Можно вспомнить точную мысль А.Пятигорского, согласно которой «будущее человечества не обязательно вытекает из известного науке настоящего. Таким образом, остается возможность возникновения пока не контролируемых современным научным знанием изменений, не имевших прецедентов в прошлом. Такие изменения могут по своей природе быть как биологическими или социальными, так и чисто психологическими. Последние особенно важны прежде всего из-за их непредсказуемости». Вполне возможно, что именно с последним мы и имеем дело.

 

В контексте сказанного важно помнить, что, как показывает исторический опыт, реформационные религиозные течения и направления не имеют смысла сам по себе, без диалектической оппозиции главной религии, религии, их породившей. Христианству или исламу. Применительно к рассматриваемому сюжету, стоит подчеркнуть, что боевики ИГИЛ (мусульмане) уничтожают мусульманские культовые здания и святыни – разрушают мечети (в Ираке ими уничтожена средневековая мечеть пророка Джирджиса (Георгия Победоносца), стирают с лица земли могилы мусульманских святых (в Мосуле они уничтожили мечеть и гробницу пророка Юнуса (Ионы)[26]. А это значит, что глобальный конфликт изначально заложен в систему и заставить ее перестать воевать невозможно по определению, ибо как только система сложит оружие (в прямом и переносном смысле), она аннигилируется. ИГИЛ сегодня бросает вызов и исламу и христианству — примечательно, что перечисленные выше уничтоженные памятники связаны со святыми, почитаемыми и в христианстве и в исламе. Не случайно, вербуя коренных европейцев, адепты подчеркивают, что христианство ушло сейчас в глубокую оборону, а ислам одерживает победу за победой.

 

Не видеть всего этого или пытаться оценивать происходящее в категориях ушедшего столетия, это большая ошибка. Это значит, что Европа и Америка уже морально, стратегически проиграли ИГИЛ, и осталось лишь дождаться, когда эта внутренняя победа будет подтверждена извне. Исторический опыт убедительно показывает, насколько опасно демонстрируемое ныне европейскими политическими силами непонимание серьезности происходящего и сути явления. Монголы в свое время победили Европу не потому, что были сильнее, а потому что были носителями совершенно иной идеологии и стратегии, непонятной в европейских категориях. Услышав о приближении монголов, европеец думал «если что, попробуем договориться. Не поможет – попробуем откупиться. Не поможет – попробуем сразиться». Договориться не получалось, откупиться тоже, а европейская военная стратегия и тактика, которая представляла бой чередой красивых рыцарских поединков, полных благородства и изящества, разбивалась о представления монголов о войне, как об отчаянной и кровавой схватке, в которой для победы все средства хороши. Не говоря уже о том, что сабля оказалась эффективнее меча. То же самое было в начале Великой Отечественной Войны семьдесят лет назад, когда немцы руководствовались прямой и формально бесспорной логикой: за СССР со Сталиным, Гулагом, Соловками, расстрелами, колхозным рабством и поруганными церквями воевать невозможно. Захватчики были убеждены, что их встретят, как освободителей. Однако люди начали воевать, сражаться до последнего патрона. И пока немцы поняли, что данная логика не работает, уже произошло поражение под Москвой.

 

Таким образом, сегодня России, тем, кто принимает ключевые политические решения, необходимо постараться правильно понять, что такое ИГИЛ. Для этого над этой проблемой следует постоянно думать современным историкам, философам, политологам. В противном случае, как писал упоминавшийся выше А.Пятигорский, «недуманье о каких-то вещах имеет своим прямым следствием ослабление, а иногда и прекращение социальных отношений, связанных с этими вещами»[27]. Добавим – прекращение в одностороннем порядке. Понимание этих проблем необходимо, прежде всего, для того, чтобы наши успехи были необратимы, для того, чтобы адептов ИГИЛ можно было не только уничтожать, но и перевербовывать, переобучать и тем самым закрепить окончательно статус России, как страны, которая способна предложить миру новые формы и стратегии управления глобальными процессами на условиях справедливости и взаимного уважения.

 

Воронин С.А., Якеменко Б.Г. Российский Университет Дружбы народов. Центр Исторической Экспертизы и Государственного Прогнозирования.

 

[1] Сегодня от названия ИГИЛ все чаще отказываются в медийном пространстве и на официальном уровне, так как есть убеждение, что данное название даёт право боевикам ИГИЛ представлять ислам. Поэтому термин ИГИЛ все чаще заменяют на ДАИШ. Её после парижских терактов открыто использовал президент Франции Ф.Олланд на встрече с президентом США Б.Обамой. Daesh (иногда пишется Daiish или Da’esh) — это сокращение от названия экстремистской организации al-Dawla al-Islamiya al-Iraq al-Sham. Формально это то же самое название (ИГИЛ), но этот вариант произношения не устраивает боевиков ИГИЛ – они угрожают вырезать языки всем, кто произносит арабскую аббревиатуру, так как она оказалась созвучна с такими арабскими словами, как «daes» («топающий/давящий ногами») и «dahes» («сеющий раздор/разрушения»). Теперь именно эта раздражающая боевиков аббревиатура становится наиболее часто используемой не только арабскими, но и СМИ всего мира. Но так как новая аббревиатура еще не получила повсеместного распространения, в данном докладе авторы пользуются привычным термином «ИГИЛ»

[2] В Гамбурге лютеранскую церковь хотят обратить в мечеть. http://www.sedmitza.ru/text/3485068.html

[3] Боевики ИГИЛ начали выпускать собственную валюту. http://lifenews.ru/news/156127, См. также http://www.riseofevil.ru/wp-content/uploads/2015/05/igil-zolotye-i-serebrjanye-monety.jpg, http://www.riseofevil.ru/wp-content/uploads/2015/05/CD1c7stWEAAWW_-.jpg

[4]За последний год вместе с мигрантами на территорию Евросоюза уже проникли минимум четыре тысячи боевиков ИГИЛ. См. https://versia.ru/smi-v-evropu-pribylo-bolee-4-tysyach-boevikov-igil-pod-vidom-bezhencev

[5] http://killigil.ru/

[6] Призывы к анализу и пониманию феномена ИГИЛ раздаются и на Западе — британский аналитик, специалист по обороне и международным отношениям А.Эдвардс написал статью, в которой оценивает Исламское государство как явление новое и необычное и считает, что для того чтобы с ним бороться, необходимо понять, в чем его специфика. См. Aaron Edwards. ISIS – the spreading cancer. https://www.opendemocracy.net/opensecurity/aaron-edwards/isis-spreading-cancer

[7]Пятигорский А. Контуры будущих форм политического мышления. // Неприкосновенный запас. № 1(63). 2009. С.6

[8]Девять заблуждений относительно ИГИЛ http://islamreview.ru/v-mire/devat-zabluzdenij-otnositelno-igila/

[9] Что происходит с национальной демографией в Европе и мире http://newsland.com/news/detail/id/634378/

[10] Германию беспокоит присоединение молодых европейцев к ИГИЛ. http://russian.irib.ir/news/ve-mire/item/234451

[11]http://iipdigital.usembassy.gov/st/russian/publication/2008/10/20081016120142srenod0.9628412.html#axzz3qd0Ufxg6

[12] Gunnar Heinsohn. Sohne und Weltmacht: Terrorism, Aufstieg und Fall der Nationen, 2003

[13] За что и против кого воюют европейцы в рядах ИГИЛ. http://rusevik.ru/politika/176128-za-chto-i-protiv-kogo-voyuyut-evropeycy-v-ryadah-igil.html

[14] Как считает член Общественной Палаты РФ и президент Информационно–аналитического центра «Религия и общество» А.Гришин «по оптимистичным прогнозам, в России потенциально поддерживают и симпатизируют ИГИЛ около 400 тысяч человек, а по пессимистическим – до 1,5 миллионов!» Даже если эти цифры сильно преувеличены, это повод задуматься. http://www.mk.ru/social/2015/11/02/delo-karaulovoy-eksperty-schitayut-chto-vuzy-sami-kuyut-kadry-dlya-igil.html

[15] Джихад для всех: Аль-Каида вербует европейцев. http://inosmi.ru/europe/20120406/190007324.html

[16] За что и против кого воюют европейцы в рядах ИГИЛ http://newsland.com/news/detail/id/1424269/

[17]См. Gunnar Heinsohn. Sohne und Weltmacht: Terrorism, Aufstieg und Fall der Nationen, 2003

[18]http://ohranka.com/2014/08/%

[19]A brief guide to the Islamic state (2015) http://valasz.hu/data/cikk/11/2761/cikk_112761/A_Brief_Guide_to_Islamic_State_2015.pdf

[20]Утописты в черном. http://www.gazeta.ru/comments/2014/09/29_a_6241261.shtml)

[21] Aaron Edwards. ISIS – the spreading cancer. https://www.opendemocracy.net/opensecurity/aaron-edwards/isis-spreading-cancer

[22]Цит. по Якеменко Б.Г. Пляски на похоронах католической церкви. http://blognews.am/rus/news/203558/plyaski-na-pokhoronakh-katolicheskoiy-cerkvi.html

[23]http://www.cnlnews.tv/2011/05/04/galluppoll/

[24] Подробнее см. Якеменко Б.Г. Церковь на переломе. Православная церковь и общество перед вызовом протестантизма. М., 2015.

[25] Кардинал Кох выделил четвертый тип христианства. http://www.katolik.ru/mir/119688-kardinal-kokh-vydelil-chetvertyj-tip-khristianstva.html

[26] МИД осудил уничтожение в Мосуле культурных ценностей боевиками ИГ http://vz.ru/news/2015/2/27/731889.html

[27] Александр Пятигорский, Олег Алексеев. Размышляя о политике. http://gtmarket.ru/laboratory/basis/3182/3192