Большое видится на расстоянии. Мы отчасти знаем житие святителя Николая Японского, знаем историю Японской миссии. Но это события, на которые мы взираем с высоты прошедших более чем ста лет. Зачастую мы даже не задумываемся о деталях – как это происходило на самом деле. Мы воспринимаем как данность, что Япония была просвещена светом Православия, но кроме имени святителя Николая и двух-трех общих слов вряд ли сможем что-то вспомнить. В данных новостных заметках мы можем посмотреть на происходившее глазами современников.
Воззвание преосвященного Николая, мы уверены, не останется втуне. На днях мы постараемся сообщить подробности о зарождающемся христианстве в Японии, — этом чудном явлении, не имеющим себе примера в истории, за исключением единственного, великого примера первой колыбели христианства, об этом воочию совершающемся осуществлении притчи Спасителя о зерне горушечном. Достаточно сказать, что христианство распространяется не столько внешними миссионерами, которые не имеют и возможности проповедовать помимо двух городов (Едо и Хакодате), и даже не столько силою миссионерства, сколько силою самой христианской истины. Не проповедники ищут и настигают слушателей, а слушатели жаждут проповеди и ищут выхода из унаследованной религии или точнее — религий, которые не дают удовлетворения духовным потребностям развитого народа. Японцы — народ, который имеет свою историю не только гражданственности, но и просвещения, обладает обширной литературой, философской и богословской. Этим он, с одной стороны, выдвигается из всех новообращаемых народов, которые все принадлежат обыкновенно к племенам ещё первобытным; с другой, обстоятельствами своего обращения ко Христу сближается с древним классическим миром. Это самое и даёт японскому христианству, как уже сказали мы, единственный в мире характер живого воспроизведения времён апостольских.
Церковь японская уже считает до 31 проповеднического округа и около 80 проповедников, все природных японцев; в ней шесть священников, точно также японцев; в ней 4 училища, в том числе семинарии с шестилетним курсом; в ней издаётся журнал «Церковный вестник»; в ней трудятся переводчики книг богословских и душеспасительных. И всё это из японцев и частью даже на средства японския же.
Мы говорим: японская «церковь», — разумеется, православная. католичество и протестантство имеют в Японии также миссионеров, явившихся туда даже ранее православных; как и всегда и везде, за ними более сильная поддержка и беспримерно обильнейшие средства. Но ни та, ни другая миссия, взятые вместе, не равняются по числу новообращённых с православной миссией; и не только по числу, но и по внутренней прочности обращений: случаи отпадений не редки, чего здешнее православие не испытывает. Развитие умственное народа опять и здесь причина. Японец не младенец: ища духовной религии, он радуется, когда ему предлагают христианство, и принимает оное по его сущности, не разглядывая первоначально подробностей. Но входя глубже, когда случай его познакомил с христианством в виде полуматериалистического папизма или в виде отвлечённой, индивидуальной религиозности протестантства, — он отшатывается, разочарованный противоречием между религиозным началом, которому он так порадовался, и тем применением, которое из него делают.
По-видимому, недалеко время, когда горчичное зерно, в виде которого пока пребывает, не смотря на свою относительную многочисленность, православное христианство в Японии — недалеко, говорим, по-видимому, время, когда это зерно разрастётся в 35-миллионном народе в обширное дерево. За это говорит характер нации и то обстоятельство, что она и вообще слагает с себя старые формы бытия. Мы, русские, содействием своим в этом не только исполним христианский братский долг в отношении к Японскому народу, но окажем и своему отечеству важную услугу: вопрос о будущем христианстве в Японии, помимо своего значения религиозного, имеет значение и политическое.
* * *
Православная миссия в Японии существует всего восемь лет, и имела первоначально всего двух миссионеров; теперь считает более 80 проповедников и свыше 6000 верующих, вдвое более того, сколько могут насчитать католическая и протестантская миссии, взятые вместе, действующие сотнями миссионеров и миссионерок и обладающие неистощимыми средствами.
За исключением двух первоначальных миссионеров, деятельность которых, помимо воли их, ограничена уже тем, что их право беспрепятственного жительства ограничивается всего двумя городами, миссионеры, как мы уже говорили, все из туземцев, равно как и шесть священников, они же и переводчики. В настоящее время Евангелие проповедуется по 31 округу в 150 городах, и здесь повсюду уже насажено христианство. Проповедники приготовляются в катехизаторском училище и содержатся отчасти на счёт местный. Собор, ежегодно созываемый, определяет правила проповедания и избирает проповедников. «Катехизатор должен быть всецело посвящён проповеди Слова Божия и распространению веры», говорит правило собора, бывшего в 1878 г. «Но если у него остаётся свободное время, то он должен заниматься каким-либо приличным ремеслом, подавая другим пример трудолюбия».
В рапорте начальника миссии святейшему Синоду мы находим любопытныя и по истине трогательныя сведения о хозяйственном положении священников и проповедников. Священников с семействами, говорит рапорт, положено обеспечить содержанием в 30 йен (йен равен мексиканскому доллару), полагая в том числе 15 йен на семейство, о котором священник не имеет никакой возможности заботиться сам, так как почти всегда в разлуке с ним, и 15 йен на самого священника. Но Сакай, Кангета и Хорсу попросили себе не более 10 йен, так как прочее недостающее восполняют для них местные христиане. нужно иметь ввиду, прибавляет рапорт, что священники вечно в разъездах для совершения треб, по очень большим пространствам, так что и 15 йен для них было бы мало без пособия от христиан. Мало-по-малу христиане совсем примут священников на своё содержание, хотя это сделается не в год и не в два. Но и после того расход миссии по этой статье едва ли сократится; напротив, гораздо вероятнее, что увеличится, так как священников уже и в настоящее время недостаточно для церкви, и для представления к посвящению в будущем году один кандидат уже избран. Вероятно, прибавится ещё один, а с ними, по новости, будет то же, что с настоящими, то есть миссия должна будет содержать их сама, пока церкви в состоянии будут исполнять это.
Содержание проповедников или катехизаторов обходится во 4, 5, 6 йен в месяц. Какие гомеопатическия цифры! Путешествуют катехизаторы пешком, исключая слабых здоровьем, а также случаев, когда отправка на пароходе или в дилижансе значительно сокращает время и труд путешествия. «Все приманки мира, говорит о них и о священниках рапорт, как то: богатство, почести, лёгкая и спокойная жизнь совершенно не для них. Они, будучи почти все дворянами по происхождению, и при том люди умные, развитые, с прекрасными нравственными качествами, словом, со всеми вероятностями выгодно служить во всякой другой службе, предпочитают служить церкви без жалования, получая лишь скудное пропитание и одеяние, не имея в виду никаких чинов и повышений. Между тем огорчений и трудов сколько у каждого из них в настоящем и впереди!
Уже одно то, что они порвали духовную связь с окружающим их миром и стали в отношения к нему неприязненныя, — хотя и на время, но это время может продлиться дольше жизни каждого из них, — сколько причиняет страданий и огорчений. Их злословят, называют отступниками, врагами отечества, инде бросают в них каменьями, бьют их, заключают под разными предлогами в тюрьму, — не мало нужно твердости и сознания правоты своего дела, чтобы переносить всё это. А в исполнении службы, чтобы не упасть духом, сколько нужно живой веры и любви к Богу и ближним! вот, после собора, катехизатор отправляется на место своего служения: всё имущество его заключается в плате на плечах и нескольких книгах за плечами; впереди ждут его несколько друзей, призывающих его, и кругом тёмная, непроглядная масса язычества, редко где тронутая любопытством к нему, почти везде совершенно безучастная, а инде и враждебно настроенная. Для всех он должен быть в своём месте светильником горящим и светящим, то есть устами неустанно проповедовать, поведением же неленностно осуществлять свою проповедь. А между тем он и сам, три-четыре года, или никак не более пяти-шести лето тому назад, был тёмным язычником, окутанным суевериями и жившим по стихиям мира сего.
Читая рапорт, переносишься совершенно во времена апостольския. Читатели будут нам благодарны за следующие из него строки, которыя так напоминают своим содержанием Деяния Апостольския.
Почти нет ни одного катехизатора, у которого место проповеди было бы одно, а непременно — два, три, иногда четыре; кончивши поучение в одном месте, катехизатор должен спешить к назначенному часу в другое, отсюда в третье и т.д.; немалый физический труд — такое хождение, особенно в провинциях, где иногда катехизатору приходится ежедневно. не смотря ни на какую погоду, делать двенадцать-пятнадцать вёрст. Некоторые другие проповедники ездят в таких случаях на лошадях, их миссиями для того содержимых: но православный проповедник не может дозволить себе этого облегчения и роскоши, так как апостолы нигде не показали примера к тому. Что, самоотвержение наших катехизаторов — не пустое слово, а дело, что они действительно не щадят себя для своего служения, много бы можно рассказать в доказательство тому; укажу на ближайшие по времени примеры. В настоящее время катехизаторский помощник Пётр Фудзита лежит опасно больной в одном из зданий госпиталей: прежде, чем поступить в катехизаторскую школу, он изучил портное мастерство, и быть может, этим повредил себе грудь; от его мастерства вышло мало пользы, так как в деревнях портному работы мало; от слабости же груди. при его ревности к проповеди, произошло вреда много; человек, заботящийся о своём здоровье, конечно простирал бы говоренье поучений настолько, насколько позволяют силы; но Фудзита соразмерял проповеди не со своими силами, а с требованиями постепенно возраставшего круга слушателей; так и произошло, что у него вслед за начавшимся и постепенно усилившимся кровохарканьем, вдруг. однажды, во время проповеди, кровь хлынула горлом; он и тут, не распуская слушателей, усиливался остановить припадок, чтобы договорить начатую катехизацию; но, чуть не изошедши кровью, принуждён был назавтра, совсем ослабленный, притащиться в Тоокео[1] — оттуда место проповеди его недалеко, — чтобы просить кого-нибудь на время на своё место. Едва дотащившись до миссии, он слёг и не мог двинуться, и в таком виде отправлен в госпиталь; но оттуда теперь, почувствовав некоторое облегчение, рвётся идти на свой пост, повторяя, что он должен исполнять свою обязанность.
Пётр Кавано, Тоокейский катехизатор, недели четыре тому назад отправлен был на 10 дней в один город, на день пути отсюда, где всего лишь христианин и несколько человек немного слушавших вероучение от случайно заходивших туда катехизаторов; по недостатку катехизаторов, проповедник там не помещён; между тем, христиан известили, что там поселился католический патер, что он поносит православие, называя оное Фотивой ересью, и совращает расположенных к православию, — вследствие чего христиан убедительно просил прислать хоть на время катехизатора, для охранения православного стада от расхищения; кроме письма пришла ещё женщина, из слушавших учение, неотступно умолять о том же. По предварительному знакомству с этим местом, послан Кавано. Недавно водворённый на своём нынешнем посту в Тоокео, и усталый от забот о нём, Кавано тотчас же отправился и 10 дней проповедовал; в эти дни должно было твёрдо поставить православие и оградить его от будущих нападок. Человеку, который бы формально отнёсся к своему делу, много ли тут напряжения и труда? Но не формально относятся к своему служению здешние катехизаторы: Пётр Кавано 10 дней, или лучше, десять суток, горел свечой пред Богом и людьми, и вполне успешно кончил свою миссию. Но и для людей как он, совершенно здоровых органически, есть предел душевных и физических напряжений; простившись с ободрёнными им верующими и оставшись в пути один, Кавано тотчас же от усталости и ослабления потерял сознание, и сам не знает, как потом доставлен в город на свою квартиру.
Катехизатор Павел Ниццума отправлен был на три недели в Троицкую церковь, в Сано; там в то время не было катехизатора; но ревностные христиане сами проповедовали и приготовили ко крещению несколько человек; просили только катехизатора поверить их и окончательно приготовить. Церковным советом назначен был Ниццума. Слушать Ниццума, как проповедника, известного везде, где есть верующие в Японии, собрались, кроме готовящихся к крещению, многие и другие, и он в 20 дней изложил, насколько возможно, полное вероучение церкви. Он исполнил возложенное на него поручение так хорошо, что кроме предварительно приготовленных к крещению, оказалось и несколько новых; но из Сано привезли его едва живого от страшного ослабления и головных болей, что врач тотчас же назвал последствием усиленного душевного напряжения. Чтобы лучше пользовать его, он взят был в миссию, причём христианки его прихода едва не перессорились из-за очереди сидеть у его постели — так всем хотелось служить уважаемому катехизатору. Не мало уже суток он пролежал почти без движения, страдая в то же время от невыносимых головных болей, как вдруг в один вечер он возгорелся желанием совершить свою обычную ночную молитву; он отослал сиделку, чтобы остаться одному, с усилием приподнялся до сидячего положения и стал изливать сою душу перед образом Богоматери; в течение молитвы он нечувствительно заснул, видел один сон — а наутро изумил меня, пришедши в мою комнату без посторонней помощи и прося приобщить его св. Таин, как Евхаристии, — сердце его горело благодарностью к Богу за исцеление, так как головных болей не было и следа, оставалась лишь небольшая слабость, через неделю потом совершенно прошедшая.
Что касается простых христиан, то христианство еще не успело у них обратиться в навык, в безсознательно практикуемый элемент жизни; за то тем живее и действеннее оно. Христианство теми, кто принимает его, принимается вполне, и возможно полно осуществляется. Учится, например, что как можно чаще нужно испытывать свою совесть и обновляться душою в таинствах покаяния и причащения св. Таин, и христиане исповедуются и причащаются не однажды в год и не четыре раза, по числу постов, а действительно так часто, как кто только имеет физическую возможность; каждое воскресенье здесь бывает толпа исповедников и причастников. Учится, что посты нужно соблюдать, и посты действительно соблюдаются в такой степени, что, если человек не может лишить себя мяса или рыбы, потому что и без того никогда не ест их, то лишает себя завтрака, ужина или чаю, табаку и т.п. Учится, что молитва за умерших спасительна для умерших, и христиане после обедни, кто только видят приготовление к панихиде, все остаются молиться за умершего, к какому бы приходу он не принадлежал. Смерть же в своем собственном приходе принимается точно смерть в семье: все, кто только может, непременно собираются проводить умершего и помолиться за него; общее молитвенное взаимно-участие простирается до того, что и к совершению таинства бракосочетания в церкви собираются все, кто только заметит вывешенное при церкви объявление об имеющим быть венчании. Учится, что надо помогать бедным, и между христианами заброшенных, бедных, бесприютных вдов и сирот положительно нет; что надо посещать больных, и для больного христианина весь приход его, мал или велик он, действительно, как родная семья. В госпиталях, где христианам случается лежать, для язычников всегда составляет предмет изумления, отчего к такому-то больному ходят так много и заботятся о нем так усердно, — «должно быть, это важный человек». Усердие к вере выражается и в том, что самая проповедь не есть дело личное одних катехизаторов, а всей церкви; в каждом приходе христиане избирают между собой старост, дело которых преимущественно состоит в том, чтобы расширить для катехизаторов круг знакомства, находит и приводит к ним новых слушателей; но кроме старост, и всякий христианин и христианка считают своей обязанностью делать то же. Побуждаемые тем же усердием, христиане, коль скоро число их увеличивается до нескольких десятков, тотчас же заботятся о построении храма, причём обыкновенно рассчитывается и на устройство при храме помещения для катехизатора или священника. Так, в Преображенской церкви, без всякого участия миссии, кроме рассмотрения и одобрения планов, построены уже два храма: в Такасимдзу и Сапума, и устроены молитвенные дома в разных других городах; с некоторым участием миссии построены церкви в Сендае и Мориока, без всякого участия — в Сано, Одавара и Хацинохе. Усердствуют христиане и в попечении о содержании своих катехизаторов и священников. В Преображенской церкви христиане по деревням отделили от своих полей небольшие участки и сообща обрабатывают их; деньги же, вырученные за продажу плодов, или плоды в натуре обращают на содержание катехизаторов и священников; в других местах христиане прямо жертвуют деньгами; словом, везде делают, что могут. По весьма скромному расчету, японские христиане в настоящее время жертвуют на церковь не менее 2000 йен в год, что при юности и малочисленности церкви и при отсутствии в ней заметных богачей, не может быть названо малою жертвою.
Есть здесь между христианами евангельские вдовицы; так, например, пришедши на нынешний собор, один из катехизаторов (Андрей Такахаси), проповедовавший в довольно глухом месте, принёс в церковь пять йен: «От кого?» — «От одной вдовы, которая просила не сказывать её имени; она продала всё, что было ценного в её имуществе, и это вырученная сумма». Есть жены-благовестницы — не мало их, не имеющие другой речи ни с кем, кроме речи о Христе и Его учении: так душа их полна ими; есть жены, искупающие древний грех израильских жен, пожертвовавших свои украшения на золотого тельца, пожертвованием своих на истинного Бога; так, ещё три года тому назад, в Санума, когда однажды жена священника Павла Савабе, беседуя с собравшимися христианками, упомянула, что нужно завести священную утварь: христианки, которые имели, тотчас же сняли с себя головные серебряные украшения, другие принесли из домов, и. собравши всё в кучу, сдали о. Павлу, прося позаботиться об отливке св. утвари. Есть исповедники и исповедницы — много их; гонения преимущественно домашние, иногда от соседей и бонзе. Например, в Идсу, в одной деревне, года два тому назад, стало распространяться христианство от школьного учителя, православного христианина; одним из первых приклонил к нему ухо молодой человек, уже семейный, наследник богатого и ещё со времён Иоритмо (первого сеогуна) известного в округе дома; отец его, суевернейший из буддистов, был крайне рассержен, узнав, что сын склоняется к христианству, и не замедлил прибегнуть ко всем отцовских мерам, чтобы переобратить его; но видя, что сын стоит твёрдо, и ещё жену свою склонил к христианству, лишил их наследства и прогнал из дома вместе с их грудным ребёнком; сын пришёл в Тоокео, принял здесь св. Крещение и стал жить своим трудом. Старик расположился сделать наследником третьего сына, так как второй отдан в приемыши в посторонний дом; но гневу его предела не было, когда он узнал, что и этот в душе христианин; прошедши и с ним весь курс отцовских уроков и внушений, он и его прогнал на все четыре стороны, и этот пришёл в Тоокео, сделался христианином, и стал жить с братом. После каникул оба они приняты в катехизаторскую школу (Пётр и Василий Оокава) и обещают сделаться ревностными проповедниками. В настоящее время особенную жалость возбуждают истязания над одною молодою девушкою в Оказаки; прежде чем сделаться христианкою, она была просватана в богатый дом за любимого человека; жених от неё отказался, по приказанию своего отца; родители бьют и всячески тиранят каждый Божий день, — и всё, бедная, выносит за Христа…
На этом мы останавливаемся пока, уверенные, что читатели, подобно нам, оценят всю великость начинающегося христианского возрождения соседственной нам страны. При таком начале будущее несомненно, — будущее, как мы уже выражались, много обещающее не только для Японии, но и для нашего отечества, послужившего для неё церковью-матерью.
[1] Токио